Выбор сделан - [2]

Вот тут у меня возникла тревога, хотя я пытался себя успокоить, что Виктор с семьей уехал отдыхать, а смена номера служебного телефона – дело житейское.

У меня оказался единственный выход. Я нашел номер телефона Алены. Она была, скажем так, по совместительству двоюродной сестрой Виктора и моей бывшей первой женой. Да и расстались мы с ней вполне мирно после довольно короткого официального брака.

Я набрал номер ее домашнего телефона. После второго гудка на том конце провода раздался мужской голос:

– Алло!

– Можно к телефону Елену Сергеевну? – спросил.

– Кто ее спрашивает?

– Дронов.

– Одну минуточку.

Потом в трубке раздался знакомый, но чужой голос Алены:

– Да.

– Алена, это Степан, – представился я.

– Здравствуй… Я тебя слушаю.

Ее голос звучал холодно, словно, разговаривая со мной, она оказывала мне страшную услугу.

– Скажи, пожалуйста, почему не отвечает телефон Виктора?

– Его нет.

– А куда он уехал?

– Он не уехал, он умер.

– Что-о-о? – только и смог вымолвить я, а потом, проглотив противный ком, спросил:

– Что случилось?

– Виктор две недели назад трагически погиб. Нелепая смерть. Он выпал со своей лоджии.

– А где была Надя с детьми?

– Они отдыхали. Виктор был дома один. Никто не знает, что произошло. Возможно, закружилась голова.

– Он был в квартире один?

– Да, сам понимаешь, какая это была трагедия для Нади. Спасибо настоящим друзьям, которые были рядом. Они быстро помогли ей сменить квартиру, а дело Виктора передали в надежные руки, чтобы деньги шли семье.

Даже спустя много лет Алена не упускала случая показать, какое я на самом деле дерьмо, хотя и считался другом Виктора. В самый трудный момент рядом с его семьей были настоящие друзья.

– Извини, – выдавил я из себя.

– Ничего, теперь ты все знаешь. – И она положила трубку.

Я сидел молча, словно, окаменев, держа в руке трубку, издававшую короткие гудки. Постепенно до моего сознания дошло, что я потерял лучшего друга. В несчастный случай я не верил. Это на Виктора не похоже. Самоубийство, обставленное как несчастный случай, я тоже исключал. Виктор был по натуре – борец и никогда на это не пошел бы. Но факт остается фактом: Виктор Кравцов покоится на кладбище.

Садиться сейчас за руль и мчаться в Ростов не имело никакого смысла. Я уже ничем не мог помочь Виктору, не мог вернуть с того света. Я решил поехать в Ростов, но с холодной головой, чтобы разобраться во всем.

Я достал из холодильника колбасу и бутылку водки, нарезал хлеб, лук и огурцы. На стол я поставил два стакана: в один я налил «фронтовых» 100 грамм и прикрыл куском хлеба, так мы в свое время делали, когда поминали погибших. Поминать близких людей можно всегда, а не только по датам. Себе я налил полный стакан, выпил, закусил и решил, что стакан Виктора будет стоять в моем доме до моего возвращения из Ростова.

Потом я уже не спешил. Куря сигарету за сигаретой, я допил всю бутылку. Не почувствовав опьянения, я хотел открыть вторую, но понял, что сегодня, сколько бы я не выпил, все равно не опьянею. Постепенно анализируя все, я пришел к выводу, что кто-то рассчитал свои силы и решился на убийство Виктора, и поэтому он тоже последует за ним. В том, что я буду мстить за друга, пока не доберусь до конца, я не сомневался.

Это я умел делать.

В этот вечер, дымя сигаретами в одиночестве, я вспомнил все.

С Виктором Кравцовым мы были практически «ровесниками». Он родился в феврале 1950 года, а я – в сентябре 1949 года. Но вот в школу я пошел почти в восемь лет.

Рос я на «нахаловке», а Виктор провел детство в Нахичевани. Но ни там, ни там «тихие» мальчики не росли.

Случилось так, что в одиннадцать лет я потерял отца, погибшего во время аварии на заводе, правда, тут же мы с мамой получили квартиру, которую ждали уже несколько лет. У нас были две комнаты с разными ходами. Возможно, я постепенно бы «оттаял», смирившись с гибелью отца, но неожиданно в нашей квартире появился Николай Иванович. Как теперь я понимаю, спустя много лет, в сущности, он был неплохой мужчина, пытавшийся заменить мне отца, но вот я, как многие подростки, не мог воспринимать его на месте отца. Да еще через год у меня появилась сестренка. Это было уже чересчур. Для меня Николай Иванович всегда был «ты» и «он».

Я рос задиристым хулиганом, с которым многие родители запрещали дружить своим благовоспитанным чадам. Дрался я по любому поводу, даже с ребятами старше меня, не замечая во время драки кровь из носа и не чувствуя боли, но вот в противника летело все, что только попадалось в этот момент мне под руку. За такой нрав я получил кличку «псих».

Единственное, что меня спасало от слишком больших неприятностей, было то, что я, помня просьбу отца, хорошо учился. Да еще наш учитель физкультуры Павел Ашотович смог найти ко мне подход. Он определил меня в секцию борьбы, где я оставлял большую часть своих эмоций на ковре.

Пожалуй, самым светлым промежутком в те годы для меня были летние каникулы, которые я проводил у тети Зины, в поселке Приморское, возвращаясь в Ростов загорелым до черноты только тридцать первого августа.

И все же мне удалось своим поведением «достать» мать, которая то умоляла меня измениться, то угрожала и упрекала.