Выбор Пути - [58]

На этот раз моим соперником был Пахман. Людек Пахман. Член чехословацкой компартии с сорок пятого года, он стал гроссмейстером в пятьдесят четвертом году, в год моего рождении. Шестикратный чемпион Чехословакии — это кое-что, да значит. Четырежды играл в межзональных турнирах, тоже показатель высокого класса. Но…

Но сейчас он — борец и с коммунизмом, и с Советским Союзом. Объявлял голодовки, отсидел полтора года в тюрьме, теперь живёт в Западной Германии, и оттуда регулярно клевещет. Это мне разъяснили компетентные люди. Разъяснили и посоветовали держаться с Пахманом осторожно, но без страха. Не горбиться. Нам его бояться нечего, пусть он боится.

Что ж, осторожно, так осторожно.

Я осторожно протянул руку: ну, как плюнет? Что мне, в ответ плеваться? Он, Пахман, старше меня на тридцать лет. Почтенный старик, можно сказать. И выглядит культурно: серый костюм, белая рубаха, чёрный галстук.

Нет, не плюнул. Пожал руку. Сели. Пустили часы.

Испанская партия, сиречь дебют Руи Лопеса. Белые атакуют, черные обороняются. Всё просто: кто сильнее, тот и победит. Но у белых, то есть у меня, крохотное преимущество первого хода. Я могу выбрать, какой вариант играть. Впрочем, чёрные тоже свободны в выборе: на е четыре ответить це шесть, и никакой испанской партии, а защита Каро-Канн, сыграть це пять — сицилианская защита, дэ шесть — защита Уфимцева, дэ пять — скандинавская партия, e шесть — французская защита, и прочая, и прочая, и прочая. Каждым ходом древо дебютов раскидывается шире и шире, и у чёрных возможностей повлиять на ход партии ничуть не меньше, чем у белых. Более того, есть сторонники теории, что при безошибочной игре с обеих сторон партия обязана окончиться вничью, и, следовательно, кто первым ошибется, тот и проиграет. А поскольку первый ход делают белые, у них и шансов на ошибку больше.

Все эти мысли шли параллельно игре. Первые шесть, восемь, а порой и двадцать ходов — это теория. Хоженые перехоженые тропы. Конечно, в любой момент можно свернуть в кусты, но ничего хорошего обычно в кустах не ждёт. Можно и вступить в неприятную субстанцию. Вот если загодя всё разведать, пометить незримо, где и куда свернуть, тогда да. Тогда рождается новый вариант. Но из десятка таких вариантов жизнеспособный едва ли один, потому чаще идут проторенной дорогой, перенося всю борьбу на середину игры, а то и сразу в окончание. Ничейное.

Но это не наш случай.

На девятом ходу я применил новинку. Ход не давал преимущества, его задача была сбить с толку соперника, ввести в состояние «шёл в комнату, попал в другую». Время — столь же важный ресурс как фигуры. Порой даже важнее.

Пахман выбрал лучшее продолжение. Я сделал ещё один неожиданный ход. Потом ещё — и тут гроссмейстер ошибся. Немного, чуть-чуть. Но к двадцатому ходу мелких ошибок накопилось настолько, что позиция черных стала очевидно хуже, к двадцать пятому они потеряли пешку, а к тридцатому приняли решение прекратить бесполезное сопротивление и капитулировать.

Мои болельщики оживились: теперь можно и расходиться. Я поблагодарил их поклоном и прошёл в комнату отдыха — так она называется. Не потому что хотел отдохнуть, а — обязан. Там меня могут ждать корреспонденты, и, по условиям организаторов шахматного конгресса, я должен отвечать на их вопросы, если таковые вдруг будут. Реклама турнира — святое дело.

В комнате отдыха меня ждала команда: все трое получили аккредитацию. Расход невелик, а дело нужное. Пусть и остальные шахматисты привыкают, что Чижик не одинок, его запросто не слопаешь.

Корреспонденты были. Три человека, двое мужчин и дама.

И дама начала первой, удивив вопросом:

— Это правда, что вам запретили разговаривать с господином Пахманом?

— Нет, — ответил я. И остановился, не развивая тему.

— Но вы с ним не разговаривали!

— В самом деле?

— Я специально смотрела!

— Мы здесь не для разговоров, это первое, и отвлекающие разговоры во время игры в турнирном зале запрещены правилами, это второе. И да, вы не представились.

— Инесса Раманд, «Кляйне цайтунг». Но как вы, лично вы, относитесь к позиции господина Пахмана?

— Хороший вопрос. До одиннадцатого хода позиция господина Пахмана была безупречна. Я не имел никакого преимущества. Но ход конем на це пять, думается, был ошибочным, что и показало дальнейшее развитие партии…

— Я имею в виду политическую позицию, — перебила меня Инесса Раманд.

— И я тоже. Выпад коня на це пять видится мне преждевременным, поскольку одновременно не только усиливает давление на пункт е три, но и допускает возможность…

— Вы не поняли, я говорю о позиции господина Пахмана в отношении Пражской весны…

— И в этом случае у белых есть неочевидный, но интересный маневр — перевести ладью на е два с последующей консолидацией ферзевого фланга — я продолжал гнуть свою линию. — Вы записывайте, записывайте, это очень интересно. Возможно, этот вариант назовут Венским. Дело в том, что кажущийся активным выпад ферзя на бэ пять может похоронить надежды белых на атаку, поскольку опровергается простым движением пешки а шесть…

Наши хихикали, не особо и стесняясь. Корреспонденты записывали — поскольку говорил я вещи дельные, для шахматистов интересные. А дамочка даже и не знала, что думать: для неё эти пешки да слоны были тарабарщиной, но вдруг я намекал на что-то очень важное? Передавал особым шахматным кодом сенсацию? Какую?