Выбор Пути - [26]

А раз я с галстуком, то всё в порядке. Можно и подумать.

На бабушкиной полке книжного шкафа отыскал скромную книжечку. Скверная бумага, без переплета. «Введение в учение о парабиозе», профессора Николая Заведенского, издание 1921 года. В ней, помнится, было упомянуто об опытах с животными, доводимыми до состояния, неотличимого от смерти, но путем определенных воздействий возвращаемых к жизни спустя дни и недели. Тотальная анестезия.

Я поднялся в мезонин, уселся за стол и раскрыл книжечку.

Вот оно: в состоянии тотальной анестезии подопытные животные, обычно крысы, неделями обходились без еды и воды, переносили охлаждение до минусовых температур, через них пропускали электроток — а потом возвращали в нормальное состояние. Не совсем нормальное — зверьки становились агрессивными, время прохождения лабиринта удваивалось и утраивалось, но сам факт того, что казавшееся умершим животное оживало, требовал дальнейшего углубленного исследования.

Я вернул книжечку на место.

Возможно, в ВЛК как раз и занимались «дальнейшими углубленными исследованиями»? Возможно. Возможно, там исследовали влияние пенициллина на фертильность? Возможно. Возможно, там просто опробовали новый УДЕ? Всё возможно. Но в послевоенное время денег на пустяки не тратили. Готовились к новой войне. Работали над атомной бомбой, над стратегическими бомбардировщиками, над ракетами, тратя колоссальные ресурсы. И восстанавливали промышленность, сельское хозяйство, транспорт, всё восстанавливали. Значит, ВЛК была важным объектом. Почему же её закрыли?

Я взял найденный в столе блокнот. Не стоит его раскрывать, ой, не стоит, кричал внутренний голос. Хоме Бруту тоже кричал, а он не удержался, и посмотрел на Вия.

Не удержался и я.

Раскрыл.

Глава 9

7 ноября 1973 года, среда

ПРИЗЫВЫ И ОТКЛИКИ

— Строители и монтажники! Повышайте эффективность строительства! Стройте экономично и добротно, на современной технической основе! Сдавайте пусковые объекты с высоким качеством и в срок! Ура!

— Ура! — вразнобой кричали строители, монтажники и примкнувшие к ним граждане.

Год назад и мы кричали оттуда, из колонны. А теперь стоим на трибуне и смотрим на демонстрантов сверху вниз. С завистью.

Там, внизу, люди двигаются. Идут, размахивают портретиками, смеются, а, главное, минуют трибуны — и разбегутся. А мы стоим неподвижно, с чувством важности происходящего. Так нас проинструктировали: не смеяться, не трепаться, не отвлекаться на пустяки. И стоять будем до последней колонны. Судьба у нас такая.

Надежду отправили на трибуну, как представителя студенческой молодежи. Её почин эстафетного субботника одобрен в областном масштабе, да что областном, сам товарищ Тяжельников сказал, что это интересное начинание. Как не поощрить? Ну, а Ольга и я — лауреаты премии Ленинского комсомола, что для нашей области весомо и значимо. Так что вся наша троица удостоилась высокой чести стоять на трибуне в день празднования Великой Октябрьской социалистической революции. В ряду комсомольцев. Тут свои правила: ряд коммунистов, во главе с Андреем Николаевичем Стельбовым, первым секретарем обкома, членом ЦК КПСС и отцом Ольги. Ряд передовиков: промышленности, сельского хозяйства, образования, здравоохранения, науки, культуры и искусства — там мой папенька, Владлен Иванович Соколов-Бельский.

Ну, и комсомол, спорт, студенты и курсанты.

Конечно, всё это условно: папенька мой коммунист, среди передовиков производства немало комсомольцев, а уж спортсмены почти сплошь. Но порядок есть порядок.

Нас, комсомольцев, перед началом демонстрации собрали в обкоме комсомола. Тут, рядышком, комсомол в общем здании с обкомом партии. Ну, как общем, главные, конечно, партийцы, а у них под крылом и облисполком, и комсомол, и все остальные. Не суть. Нас кратенько проинструктировали, потом выложили подносы с бутербродами — бужениной, красной рыбой, яйцом со шпротами, килечкой с маслом. И, не афишируя, но и не скрываясь, желающим предложили по стопочке водки, а дамам — шартрезу местного ликероводочного завода, спецпродукция, в магазине нарасхват, запросто не купить. Предложили для согрева: на улице-то минус четыре. Перед выходом в туалет, это обязательно. И на трибуну.

Я, правда, ни водки, ни шартреза не пил, но мне и не нужно. Предупрежденный, я оделся тепло. Егерское белье, и уж потом рубашка, непременный галстук, костюм, тёплое пальто шинельного типа и шапка-кубанка. Галстук и кубанка — диссонанс, но иногда и диссонанс к месту. Главное — не мёрзну.

— Работники народного образования! Совершенствуйте обучение и коммунистическое воспитание подрастающего поколения! Ура!

— Ура!!!

Свежо, голова ясная, никто с разговорами не лезет. Самое время подумать.

В блокноте оказались неотправленные письма. Некий Ганс Мюллер писал некой Лотте — то ли жене, то ли возлюбленной, то ли вовсе выдуманной личности.

Работал Ганс Мюллер главным помощником Шефа. Так он писал, утверждая, что Шеф поручил ему практическую часть исследования, себе оставив теоретические изыскания. Но и по части теории Ганс Мюллер тоже силен — ну, так следует из его слов. Русские помощники старательны. Условия жизни сносны. Работают с восьми утра до шести вечера, потом их — его и Шефа — вывозят в Особняк, где можно слушать радио, читать русские и немецкие газеты, гулять во дворе или просто спать. Но они продолжают думать о работе.