Выбор оружия - [90]

И все же вряд ли кто-нибудь другой добился бы от пленного большего, чем он. По крайней мере надо признать, что он нащупал слабое место Фрира и заставил его мучиться; кто знает, может, ближе к концу он и сломается? Томас на это надеялся. Он ничего бы теперь не пожалел, лишь бы увидеть, как Фрир валяется в ногах и молит о пощаде.

Отвратительная сцена в камере, во всяком случае, дала свои плоды — она уничтожила последнюю каплю сочувствия к узнику. Какая бы судьба теперь ни постигла Фрира, Томас встретит ее с полным равнодушием — это будет для него просто доказательством того, что человек получил по заслугам. Ему даже хочется быть свидетелем. Да они, наверное, и разрешат. У него уже появились кое-какие мысли о том, как использовать судебное разбирательство в целях пропаганды, вдруг в конце концов это еще и поможет ему вырваться из проклятой дыры.

Томас дал указание насчет перевозки и часов около пяти пошел в клуб выпить чаю. У дверей стоял бронированный автомобиль, шофер со вторым солдатом курили, прислонившись к крылу.

В столовой Лоринг уже ждал Томаса.

— Я решил ехать с вами. Уже и так просрочил отпуск.

Томас ничего не ответил. Подали чай, он с трудом заставил себя проглотить несколько сандвичей.

Лоринг сидел на ручке кресла, покачивал ногой и курил быстрыми затяжками.

— Поторопитесь, — нетерпеливо сказал он. — Мы не хотим большую часть дороги ехать в темноте.

Томас завернул в салфетку фрукты на дорогу и вслед за Лорингом вышел из клуба.

С юга доносились раскаты грома. Они сели в машину. Дважды повернулась заводная ручка, мотор взревел. Стреляя выхлопными газами автомобиль тяжело покатил вниз к зданию полиции.

За рекой на вершины гор надвинулась туча, из багрово-черного отвислого брюха вот-вот готов был хлынуть дождь. Все вокруг было залито предгрозовым мертвенно-зеленым светом.

Шэфер был у себя и наблюдал, как запечатывают досье в коричневые конверты. — Их надо доставить в штаб службы безопасности, — объяснил он Лорингу. — Это обо всех, кого мы взяли. Я вас и минуты лишней не задержу, Вик. Он кончил с конвертами и послал двух вооруженных охранников за пленным.

Комната была наэлектризована ожиданием близкой грозы, гром гремел уже не переставая.

Шэфер подошел к противоположной стене и выключил вентилятор.

— Теперь он не нужен. И так почти прохладно. Лоринг присел на край стола и вынул сигарету из портсигара. Томас, на которого они оба не обращали внимания, лениво изучал список дежурств, приколотый к стене.

Слышно было, как охранники возвращаются назад; подбитые сапоги тяжело протопали по веранде, и вот они уже в комнате, Фрир идет между ними.

Неумолкающее громыхание вдруг с треском, взламывает сильный удар — так далекие артиллерийские залпы заглушает взорвавшийся рядом снаряд. Пленный поднимает глаза к лопастям неподвижного вентилятора, Томас следует за ним взглядом и только теперь замечает в комнате эту непрошеную тишину остановившихся часов.

Лоринг щёлкает зажигалкой и говорит своим резким, скрипучим голосом:

— Ну что вы за идиот, Бык, не смогли даже отмыть его хоть немного. Там должны считать, что мы с ним хорошо обращались. Ну, ничего. Что-нибудь придумаем на месте.

Он уже собирался отойти от стола, как вдруг произошло нечто столь неожиданное, что сразу оборвало предотъездную суету. Пленный встал, слегка расставив ноги, сцепил руки в широких запястьях, как человек, готовый вытерпеть жестокую физическую боль, и сказал холодно и презрительно, обращаясь к Лорингу:

— Так это вы, Лоринг? Палач Котал Баргха? Мы здорово отплатили вам под Парам Белором.

Это было бессмысленное ухарство, такое ненужное в этих условиях, что Томас решил: Фрир повредился в уме. Охранник, штамповавший большие конверты с донесениями, фыркнул и поспешил замять свою бестактность шумной возней с сургучом и печатью. Лоринг держался с подчеркнутым спокойствием, нагло поглядывая сквозь дым от торчавшей в зубах сигареты, но в опущенных руках чувствовалось напряжение.

Долгую томительную паузу снова прервал вызывающий голос Фрира:

— Как всегда, рветесь убивать, а, Лоринг? Но сами вы что-то слишком зажились на этом свете, Видно, кровожадничаете с большим расчетом.

Сумасшедший, он словно умышленно распаляет Лоринга, чтобы обратить на себя его злобу. Ну конечно! Томас все понял; но теперь события развивались так стремительно, что вмешаться не было возможности. Одна за другой следовали картины — четкие, ясные, такие законченные, точно их нарочно разыгрывали; они мелькали так быстро; что Томас никак не мог поспеть: только хочет что-то предпринять, а все уже изменилось. И главным в этой смене кадров была не быстрота, а неминуемость происходящего. Да, да, была какая-то неторопливая сила в том, как Фрир повернулся к ближайшему охраннику, выхватил ружьё и замахнулся, сделав в воздухе широкую петлю. И в том, как Лоринг, так же не спеша, расстегнул кобуру и сжал ручку пистолета. Только они двое и заняты в этой сцене: остальные бессильны вмешаться и остановить неумолимый ход событий. И все это под аккомпанемент медленного crescendo грома, в котором тонут все звуки и только зрительные образы сохраняют пронзительную четкость. «…Кровожадничаете с большим расчетом» — протяжный рокот начинает перекатываться где-то в долине. Солдат отскакивает от замахнувшегося Фрира, и Лоринг взвешивает в руке пистолет, «…с расчётом» — ладонь Фрира хлопает по стволу, и вот ружье уже у него в руках. И последний кадр, самый сочный и продуманный: состязание — что быстрей, посланная из ружья пуля или нажим курка пистолета. А остальные смотрят, переживают но не вмешиваются, точно зрители, сделавшие ставки на игроков. Скользит, скользит назад затвор, вот уперся в конец смазанного маслом паза; а гроза все набирает силу, за ней почти не слышно, как стукается о стену отлетевший солдат; раскат — это предвестники револьверного выстрела, вот и он наконец! — точно грохот — долгожданный, последний, завершающий удар грома…