Выбор оружия - [33]

Шрифт
Интервал

— Я знаю только одно, — Фрир понимал, что слишком измучен, и потому нельзя позволить втянуть себя в спор. — Если для достижения какой-либо цели начинают жертвовать отдельными людьми, то остановиться уже невозможно. И кажется, что все больше и больше людей стоит на пути. Мы, конечно, создадим новое общество, только никого не останется, чтобы радоваться этому.

— Ты рассуждаешь, как дурак, — последовал невозмутимый ответ, — как тупой, либерально мыслящий дурак.

— Я знаю, что ты меня ненавидишь, но можешь быть уверен, мне совершенно наплевать. Только бы ты не переносил свою ненависть на этого парнишку.

Анг, как всегда, удивился такому личному толкованию его слов.

— Я уже говорил, что не питаю к тебе ни антипатии, ни симпатии. Мне просто становится тебя жаль, когда я вижу, как ты пытаешься разрешить какую-нибудь проблему негодными средствами, вот и все. — Он помолчал, словно против воли был вынужден говорить о вещах, не заслуживающих внимания. — Да, мне жаль тебя, потому что ты, видно, совсем позабыл все то, что вроде бы когда-то понимал.

— Не обо мне речь. — Голос Фрира охрип от усталости. — Сейчас важно одно: Тину идет с нами. Не для того я тащил его всю дорогу, чтобы ты мог разделаться с ним, как тебе захочется.

И снова, как уже бывало не раз, Фриру захотелось видеть лицо собеседника, хотя на нем и мало что можно было прочитать. Хотелось бы знать, что у того на уме, и тут Фрир с ужасом вспомнил недавние угрозы Анга. А что, если теперь, под покровом ночи, он собирается закончить спор тем единственным способом, которым этот спор вообще может быть разрешен?

— Слышишь? — повторил Фрир с дерзким вызовом. — Тину идет с нами.

Долгое, напряженное молчание. Анг сделал какое-то движение в сумерках. И наконец, сказал:

— Давай-ка лучше перекусим.

Фрир вздохнул с облегчением, хотя знал, что не убедил Анга. Настоящая схватка еще впереди. Он добился лишь оттяжки решения, а вдруг ему удалось заронить какое-то сомнение в душу Анга, и теперь тот не так уж уверен, что этот случай можно подогнать под готовую формулу. Они повернули по чуть заметной тропинке, и было что-то нелепое в том, что они шли вот так, бок о бок, после угроз, таившихся в словах обоих. Фрир даже сожалел, что слишком измучен и уже не имеет сил раздувать крошечную искорку неуверенности, которую он, кажется, нащупал в поведении Анга. Впрочем, все равно ничего не выйдет. Им никогда не понять друг друга, расхождение было слишком глубоким, и это становилось все очевиднее.

Анг словно угадал его мысли.

— В том-то и беда, — процедил он. — Я точно знаю, что говорю не от своего имени. Я пытаюсь понять реальные силы, действующие в мире, и мой голос — их голос. А ты, кажется, полагаешь, что выступаешь только от своего имени, а это значит, что тебе не всегда понятно, кто на самом деле говорит твоими устами. Ты открываешь рот, чтобы выразить личную преданность, а на самом деле высказываешь те самые обвинения, которые выдвигают против нас враги и их защитники.

— Мне лучше знать, каковы мои убеждения и мои чувства. И все. Они привели меня обратно сюда. Они ежеминутно подсказывают мне, как я должен поступать.

Только не спорить. Для спора у них нет общей почвы. Лишь горькое сознание, что расхождения глубоки — глубоки и непримиримы. Нет способа перевести слова одного на язык другого; и Фрир с тоской представлял себе, что настанет час, когда все сведется к тому, кто сумеет перекричать другого на своем языке.

Кирин и Тек взглянули на них, но ничего не сказали. Тек дал им поесть; Кирин поил Тину жиденькой смесью, которую сам приготовил. Все чувствовали какую-то скованность и потому сидели молча.

— Мы остаемся здесь или идем? — спросил Тек.

— Идем, — ответил Анг, — до самого края болота. Они наспех устроили навес, — надо было сделать вид, что здесь был привал на ночь, — и Кирин начал перевязывать мальчику руку.

Тек жадно смотрел на ложе из листьев и веток.

— Вот бы сейчас завалиться спать на целую неделю.

— Ну, тебя бы разбудили куда раньше.

— Это точно. Никак не могу привыкнуть, что нам повсюду надо оставлять следы. А может, прямо написать: «Пошли в ту сторону»? Только, — тут он взглянул на Тину, — писать уж придется не ему.

Смотри не перестарайся, — поучительно сказал Анг. — Не то они заподозрят хитрость.

Он пошел вперед, за ним — Тек. Затем следовал

Кирин, поддерживавший мальчика, а Фрир шел последним — проверял, не забыли ли чего.

Накрапывал дождь, потом небо очистилось, Бледные полосы лунного света там и сям проникали сквозь редевшую сетку ветвей над старой дорогой. Фрира не покидало смутное беспокойство, все казалось, чего-то не хватает, чего-то он не доглядел, когда впопыхах осматривал место привала; и только немного спустя он понял, что ему непривычно отсутствие тяжести мальчика. Иногда он мельком видел его впереди; Тину висел на плече Кирина, уронив голову, рука была прибинтована к груди и потому казалось отрубленной; при виде его у Фрирасиротливо щемило сердце.

Он подсчитал, сколько часов скудного отдыха выпало им со времени засады, и цифра вышла такая, что собственное тело сразу взбунтовалось. Долгая дорога и усталость согнули спину, железными пальцами рвали мускулы плеч, делали его неуклюжим, подставляли подножки, втягивали в яростные схватки с колючим кустарником.


Рекомендуем почитать
Воспоминания  о народном  ополчении

 Автор этой книги, Борис Владимирович Зылев, сумел создать исключительно интересное, яркое описание первых, самых тяжелых месяцев войны. Сотрудники нашего университета, многие из которых являются его учениками, помнят его как замечательного педагога, историка МИИТа и железнодорожного транспорта. В 1941 году Борис Владимирович Зылев ушел добровольцем на фронт командиром взвода 6-ой дивизии Народного ополчения Москвы, в которую вошли 300 работников МИИТа. Многие из них отдали свои жизни, обороняя Москву и нашу страну.


Жаркий август сорок четвертого

Книга посвящена 70-летию одной из самых успешных операций Великой Отечественной войны — Ясско-Кишиневской. Владимир Перстнев, автор книги «Жаркий август сорок четвертого»: «Первый блок — это непосредственно события Ясско-Кишиневской операции. О подвиге воинов, которые проявили себя при освобождении города Бендеры и при захвате Варницкого и Кицканского плацдармов. Вторая часть — очерки, она более литературная, но на документальной основе».


Одержимые войной. Доля

Роман «Одержимые войной» – результат многолетних наблюдений и размышлений о судьбах тех, в чью биографию ворвалась война в Афганистане. Автор и сам служил в ДРА с 1983 по 1985 год. Основу романа составляют достоверные сюжеты, реально происходившие с автором и его знакомыми. Разные сюжетные линии объединены в детективно-приключенческую историю, центральным действующим лицом которой стал зловещий манипулятор человеческим сознанием профессор Беллерман, ведущий глубоко засекреченные эксперименты над людьми, целью которых является окончательное порабощение и расчеловечивание человека.


Прыжок во тьму

Один из ветеранов Коммунистической партии Чехословакии — Р. Ветишка был активным участником антифашистского движения Сопротивления в годы войны. В своей книге автор вспоминает о том, как в 1943 г. он из Москвы добирался на родину, о подпольной работе, о своем аресте, о встречах с несгибаемыми коммунистами, которые в страшные годы фашистской оккупации верили в победу и боролись за нее. Перевод с чешского осуществлен с сокращением по книге: R. Větička, Skok do tmy, Praha, 1966.


Я прятала Анну Франк. История женщины, которая пыталась спасти семью Франк от нацистов

В этой книге – взгляд со стороны на события, которые Анна Франк описала в своем знаменитом дневнике, тронувшем сердца миллионов читателей. Более двух лет Мип Гиз с мужем помогали скрываться семье Франк от нацистов. Как тысячи невоспетых героев Холокоста, они рисковали своими жизнями, чтобы каждый день обеспечивать жертв едой, новостями и эмоциональной поддержкой. Именно Мип Гиз нашла и сохранила рыжую тетрадку Анны и передала ее отцу, Отто Франку, после войны. Она вспоминает свою жизнь с простодушной честностью и страшной ясностью.


Сорок дней, сорок ночей

Повесть «Сорок дней, сорок ночей» обращена к драматическому эпизоду Великой Отечественной войны — к событиям на Эльтигене в ноябре и декабре 1943 года. Автор повести, врач по профессии, был участником эльтигенского десанта. Писателю удалось создать правдивые, запоминающиеся образы защитников Родины. Книга учит мужеству, прославляет патриотизм советских воинов, показывает героический и гуманный труд наших военных медиков.