Выбор оружия - [10]

Шрифт
Интервал

Это очень рассмешило Тека.

— И что же они сделали?

— Приказали лавочникам торговать на рынке и разослали солдат, чтобы штыками сгоняли народ на ярмарку. Во время торжественного открытия в городе было полно вооруженных солдат, они командовали, куда кому идти.

— У них всегда так, — Тек шлепнул себя по бедрам, — веселитесь, не то будем стрелять!

— А что ж народ? — поинтересовался Кирин.

— Не шли, упирались как могли. Прикидывались, будто совсем не понимают языка, и позволяли гонять себя с места на место. На другой день власти вывесили приказ, что город лишается права проводить летнюю ярмарку. Приказ встретили приветственными криками.

Фрир встал, уперся кулаками в бока и глянул на Анну, такую маленькую рядом с ним.

— Пойду подожду Сена. Он уже должен быть здесь. Анна ответила ему взглядом, и он понял, что через несколько минут она спустится к нему.

Остальные деликатно не выразили никакого интереса к его словам, только Тину повернулся и проводил его глазами, когда он спускался по лестнице.

С моря нагнало тучи, и они, словно крышкой, накрыли долину, заслонив мерцание звезд. Было жарко и душно, доносился слабый плеск невидимой реки, отчего казалось, будто сидишь в огромном черном котле, который только начинает закипать.

Он забрался под сваи и ждал. Она спускалась так тихо, что он заметил легкие шаги только потому, что напряженно вслушивался. Прикосновение к рукаву, и тихое: «Мэтт!» Он обнял ее и несколько минут стоял молча, крепко прижав к себе,

— Мэтт! — уже другим тоном; она отступила на шаг и подняла на него глаза. — Просто не верится, что ты здесь. Странно, правда?

— Да. Только не спрашивай, почему так случилось. Главное, что я смог снова увидеть тебя.

— Это очень опасно?

— Надеюсь, что нет, — он засмеялся. — Если все пойдет, как наметили, это не так уж опасно. Необходимо показать, что мы существуем. Ведь с тех пор, как мы устроили засаду на транспортер с пулеметами Брена, ничего не было, а прошло с тех пор… да, почти год. Но скажи мне, Анна, как ты тут?

— Все в порядке, — ответила она небрежно.

— Правда? Им не кажется подозрительным, что ты живешь здесь? Не спрашивают, откуда приехала?

— Паспорт у меня в порядке. И потом у меня есть документ, где сказано, что я служила в Бандхале и ушла с работы, чтобы ухаживать за отцом.

— А как он?

— Все так же. Не лучше. Очень тревожится обо мне.

— Я тоже. Думал, буду меньше тревожиться, когда ты уедешь, а тревожусь еще сильней.

— Не надо.

— Ничего не могу с собой поделать.

— Но кто же сейчас может стоять в стороне?

— А разве нельзя желать, чтобы те, кого любишь, подвергались опасности? Она на мгновение задумалась.

— Если бы ты стоял в стороне, Мэтт, я, наверное, не любила б тебя.

— Да, — ответил он грустно. — Наверно, не любила б. Хотя нас нельзя сравнивать.

— Почему? — перебила она. — Ты хочешь сказать, что я женщина? Я такая же, как этот мальчуган, как все. И ты не смеешь думать обо мне иначе.

— Ну знаешь, при всем желании, — он снова тихо засмеялся, — боюсь, что это мне не удастся.

— Я говорю о нашей борьбе.

— Конечно. А разве для тебя что-нибудь другое существует? Что еще имеет для тебя значение?

— Да разве может что-то другое иметь сейчас значение? Вероятно, нет.

— Он помолчал. — Просто я, видно, ожидал, что тебе так же трудно без меня, как мне — без тебя.

— Конечно, трудно, Мэтт, — она протянула руку и погладила его по щеке. — Конечно. Только… Ладно.

— Он взял ее за руку и больше не отпускал.

— Я понимаю. Она выглянула из-под свай. — Какая тишина! Скоро начнется дождь. Вам нужны тёмные ночи и дождь — он смоет следы.

— Мы так и рассчитываем, — он думал о другом.

— Стоит мне повидать его, Анна… твоего отца?

— Потом. Когда обо всем договоритесь с Сеном, мне кажется, отец будет рад поговорить с тобой, он теперь совсем ничего не видит.

— Жаль его.

— Да, это ужасно, когда ты слеп и стареешь, чувствовать, что привычный мир вдруг рушится. — И добавила: — Ты ведь знаешь, как он относится к тому, что происходит?

— Думаю, что да.

— Помни об этом, когда будешь говорить с ним. Я, кажется, знаю, что он хочет сказать тебе.

— Буду помнить.

Они замолчали и прислушались. На тропинке послышалось легкое шарканье, кто-то шел к хижинам. Анна отпрянула от Фрира и быстро взбежала наверх. Он отстегнул холщовую кобуру и ждал, держа руку на рукоятке пистолета. Шаги приблизились и затихли.

Сен? — хрипло прошептал в темноту Фрир.

Да, — ответил чей-то задыхающийся голос, и шаги приблизились.

Сен был низенький и толстый. Он с трудом взбирался по шаткой лестнице, Фрир следовал за ним. Войдя в комнату, Сен кивнул всем и сел.

— Дайте отдышаться, — взмолился он.

Улыбка широким полумесяцем расплылась на круглом, лоснящемся лице, глаза за толстыми стеклами казались огромными. Весь он будто состоял из аккуратно проведенных циркулем кругов — больших и малых.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Фрир, стоя у входного люка.

— Неплохо. Пришлось бежать, когда вышел за город, чтобы не попасть в луч прожектора. — Толстый живот затрясся от смеха. — А я не создан для бега.

Анна принесла ему чашку чаю, он с жадностью выпил.

Она подождала, пока он напьется, потом спросила, что нового в районе.


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.