Выбор Евы - [33]

Горстка людей забилась в угол, когда услышала, что к ним кто-то зашёл. В их камере-пещере навсегда поселились непроглядная тьма, страх и вонь испражнений.

— Привет, — глухо произнёс Вожак.

Тишина была ему ответом. Прислушавшись, он даже различил далёкие стоны сородичей в огромной пещере, услышал дыхание охранника у входа.

— Я тот, кого вы больше всего ненавидите и хотите убить, — представился зверь с чёрной шкурой.

И вновь в ответ тишина. Вожак опустился на холодные камни, прислонился спиной к стене. Однако не расслабился. Он помнил, что доведённый до отчаяния человек способен на многое. Потому на него не единожды и пытались напасть.

— Сколько вас здесь? — уныло спросил он.

— Тебе какая разница?! — прозвучал робкий женский голос.

— Чем больше вас здесь, тем больше у моего народа еды, тем дольше мы не будем нападать на поселение, а значит, ваши родственники смогут дольше пожить, — устало пояснил Вожак. — Ещё вопросы?

В ответ вновь тягучая тишина.

— Так сколько вас?

— Мы не боимся тебя! — тот же робкий голос попытавшийся храбриться.

— А мне и не нужно, чтобы вы боялись. Просто скажите, сколько вас, или мне по головам пересчитать?

Когда послышалось странное шубуршание, Вожак понял, что его неправильно истолковали. Девушка попыталась ещё что-то сказать, но на неё шикнули.

— Семеро, — раздался хриплый мужской голос.

Зверь с чёрной шкурой насторожился. Если в женском голосе была бессмысленная бравада, то мужчина был сух и скуп. Он собрался встать и уйти, когда чьи-то руки намертво сомкнулись на его шее. Вожак попытался разжать их, когда услышал:

— Я схватил его, — тот же мужской голос. — Помогайте!

Массового побоища зверь допустить не мог. Он ударил когтями в живот мужчины. Лапы покрылись вязким и липким — кровью. Человек заорал, словно освежёванный заживо. Послышалась возня. В пещеру вбежали охранники. Вожак рыкнул им, приказывая уходить. После нашёл орущего, и перерезал тому глотку.

— Бессмысленная затея была, — сказал он, когда замолкли последние хрипы. — Совершенно бессмысленная. Поймите же, я не собираюсь вас мучить или угрожать или ещё какие-то устрашающие действия делать. Мне просто важно, чтобы вы понимали: у меня просто нет другого выхода. Мои сородичи неохотно едят мясо оленей, моржей… любое другое мясо кроме человеческого. Я их заставляю есть его как можно меньше, но… мне всё тяжелее держать их под контролем. Когда-нибудь они разгромят ваше жильё и убьют всех. — Вожак замолчал, но через минуту добавил. — А я не смогу ничего сделать.

— Что ты за бред несёшь?! — раздался женский голос, но уже другой. — Да и вообще… С какой стати ты вообще умеешь разговаривать?!

— И действительно, — хмыкнул Вожак. — С какой стати я вообще умею разговаривать?! Я же зверь! Это же вы люди, стреляете из оружия, живёте в деревянных домах, пожираете родственников. А мы всего лишь пользуемся когтями и живём в пещерах. Мы звери!

Ему не ответили. У выхода зверь остановился и, полуобернувшись, со вздохом произнёс:

— Старый я стал, сентиментальный. Был молодой, сразу убивал вас. Вы должны благодарить Давину, что вообще дожили до этого дня. Помните её? Ту, которую с ребёнком, моим сыном, выгнали? — он подождал ответа, но так его и не получил. — Никто из вас, наверно, даже не задумывался, почему звери и люди так похожи? Никто не задумывался, почему вся планета разрушена, и, конечно же, никто не задумывался, из-за чего звери, которые живут на поверхности, ненавидят людей вышедших из бункера?

* * *

Тело отца сожгли на костре под навесом поздно вечером, когда никого там уже не было. Рыдающую мать Бримо с Зайриком держали под руки. Невестки, словно сговорившись, зевали во весь рот. И лишь у Ди слёзы щекотали глаза.

* * *

Утром жизнь вернулась в свое русло. Пришёл глава литейщиков — Дон. Высокий, мускулистый, на голову выше Гтирера. В поселении о его трусливом характере не знали лишь младенцы. Его семье требовалось найти сталь. Эти задания, обычно, выполнял Зайрик — средний брат.

Днём мама доделала ремешок для младшего сына. Ди сразу прицепил его на обрез и долго любовался. Ремешок получился хороший, многократно переплетённый. Такой вряд ли когда-нибудь порвётся.

— Ну и зачем тебе такой? — усмехнулась Тири. — Лучше бы старшему сыну, что-нибудь смастерила, — попрекнула свекровь. — А то для куска мяса потратила столько сил…

— Не твоё звериное дело кому, что и для чего я делаю! — огрызнулась мать.

— Ах не моё звериное дело! — деланно всплеснула руками жена Гтирера. — Не моё дело, заявляешь…

Но перепалка в этот раз получилась какая-то вялая. У жены Бримо, на руках, умирал ребёнок. С самого утра он зашёлся сильным кашлем. Руки, постель, даже мать, были в крови. Ребёнок уже не мог нормально плакать — мешал кашель. Между приступами просил мать помочь. Жена Бримо лишь смотрела на него круглыми, глупыми и полными слёз глазами. Ничего не говорила, а просто гладила по голове и смотрела. Сам Бримо ушёл к самогонщикам. В семье разведчиков никогда не было любителей пойла. Но никто, даже Гтирер, не смел его попрекнуть. Люди в поселении умирали часто, особенно в последнее время. К смерти более-менее привыкли. Если, конечно, это смерть чужого человека. Но не когда это твоё дитя.