Выбирая свою историю. «Развилки» на пути России: от рюриковичей до олигархов - [63]

(цит. по: Сафронов Ф. Г. Ссылка в Восточной Сибири в первой половине XVIII в. // Ссылка и каторга в Сибири. Новосибирск, 1975. С. 28–29).

Уже при жизни Петра были казнены сибирский губернатор М. Гагарин, глава всех фискалов А. Нестеров (1722), сенатор Г. Волконский; беспрерывно находился под следствием Меншиков. В последний год жизни Петр приказал расследовавшему дела о казнокрадстве генерал-фискалу Мякинину «рубить все дотла», но это едва ли помогло. За сотни и тысячи верст от Петербурга воеводы и прочие должностные лица становились совершенно неуправляемыми.

Сенаторская ревизия графа А. А. Матвеева в 1726 г. вскрыла «упущения казенных доимков» на 170 тыс. руб. только по одной Владимирской провинции, бездействие судов и произвол «особых нравом» начальников. «Непостижимые воровства и похищения не токмо казенных, но и подушных сборов деньгами от камериров, комиссаров и от подьячих здешних я нашел, при которых по указам порядочных приходных и расходных книг здесь у них отнюдь не было, кроме валяющихся гнилых и непорядочных записок по лоскуткам», — таким увидел ревизор «регулярное государство» изнутри.

При этом петровская административная система не выработала строгих норм компетенции и ответственности. Субординация государственных «мест» и нормальное «течение» дел постоянно нарушались, чему немало способствовал сам император. Множество рапортов и жалоб шло прямо в Кабинет, а оттуда выходили — минуя Сенат и коллегии — именные указы и устные распоряжения царя. Заключить «работу» монарха в определенные правовые рамки Петр не мог и не желал — это означало бы ограничение самого принципа самодержавия, закрепленного в Воинском уставе 1716 г.: «Его величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах ответу дать не должен».

Петр провозглашал принципы «разума» и «порядка», по которым должно строиться государство и жизнь его обитателей; личным примером стремился утвердить идеал сознательной службы «общему благу»; но он не представлял себе возможности определения этого порядка (лицами или учреждениями) иначе, как по его воле. Юношеские впечатления от заморской «вольности» у Петра остались надолго, но в зрелом возрасте он не мыслил ее применения для своих подданных.

Простота обихода, демократизм в общении с людьми самого разного положения, даже пренебрежение традицией лишь сильнее оттеняли его право наставлять их «яко детей» и требовать беспрекословного послушания.

«Петр Великий, беседуя в токарной с Брюсом и Остерманом, с жаром говорил им: „Говорят чужестранцы, что я повелеваю рабами, как невольниками. Я повелеваю подданными, повинующимися моим указам. Сии указы содержат в себе добро, а не вред государству. Английская вольность здесь не у места, как к стене горох. Надлежит знать народ, как оным управлять. Усматривающий вред и придумывающий добро говорить может прямо мне без боязни. Свидетели тому — вы. Полезное слушать рад я и от последняго подданного; руки, ноги, язык не скованы. Доступ до меня свободен — лишь бы не отягощали меня только безделеством и не отнимали бы времени напрасно, которого всякий час мне дорог. Недоброхоты и злодеи мои и отечеству не могут быть довольны; узда им — закон. Тот свободен, кто не творит зла и послушен добру“».

(Рассказы Нартова о Петре Великом. СПб., 1891. С. 82).

Петр был убежден в том, что его армия — наиболее совершенный механизм управления, и стремился распространить армейские порядки на все государственное устройство. Царь желал, чтобы все дворяне прошли эту школу — если не в полках, то, по крайней мере, в гражданских канцеляриях.

Указ 1714 г. о единонаследии предписывал не дробить дворянские имения и передавать их только одному из сыновей; безземельные наследники должны были поступать на службу. Этот же закон ликвидировал разницу между поместьем и вотчиной, но одновременно предписывал «не продавать и не закладывать» дворянские земли, за исключением «крайней нужды», т. е. прямо ограничивал дворянское право собственности. Другие указы не дозволяли безграмотным недорослям жениться, не разрешали производить в офицеры не служивших рядовыми в гвардейских полках, запрещали не служившим покупать земли и крестьян. Воинский устав был принят как образец для гражданских учреждений и служащих. Должностные преступления чиновников были приравнены к измене, большинство из них каралось смертной казнью.

При помощи указов и инструкций царь стремился регламентировать всю жизнь людей, включая сюда даже их личную жизнь и чувства. Подданный «должен был жить не иначе как в жилище, построенном по указному чертежу, носить указное платье и обувь, предаваться указным увеселениям, указным порядком и в указном месте лечиться, в указных гробах хорониться и указным образом лежать на кладбище, предварительно очистив душу покаянием в указные сроки», — так представлял идеал петровского «регулярства» замечательный исследователь эпохи М. М. Богословский. «Отеческий» надзор должен был исключить саму возможность существования сколько-нибудь независимой от государства сферы человеческого поведения.

Основным же инструментом для устройства «регулярной» жизни подданных Петр считал созданную им полицию, в которой видел подлинную «душу гражданства».