Вяземский - [257]

Портрет Марии Ламсдорф, оставленный Вяземским-поэтом, — это некий идеальный женский образ, наделенный всеми возможными добродетелями и напоминающий другую Марию — «ангела небес» Машу Протасову из элегий Жуковского… Но в том, что то была настоящая «потаенная любовь», не приходится сомневаться.

Вот стихотворение «Всегда», в котором Вяземский предостерегает Мэри от частого употребления этого слова. Ему ли не знать, что никакого «всегда» не существует в здешнем мире?.. Удел человека — сиюминутная радость, а что случится завтра — Бог весть.

Мне счастье — невзначай и встреча, и свиданье,

Прогулка у моря вдвоем в ночной тиши,

Улыбка, сердца весть, иль грустное прощанье,

И ласка нежная, и слово от души.

Еще откровеннее сказалось в одном из «Ноктюрнов»:

Все тобой, все одною тобою, все дни

Занят мысленно я, озабочен сердечно,

И все очи твои, эти звезды мои,

Целовал, целовал, целовал бы я вечно.

На земле без тебя — как от стужи цветок

Увядает — и я увядал бы от скуки.

Без тебя и в раю был бы я одинок

И на землю к тебе простирал бы я руки.

В апреле 1865 года Вяземский и Мария Ламсдорф расстались, причем при очень печальных обстоятельствах.

С осени 1864-го вся русская колония Ниццы с тревогой следила за болезнью 21-летнего наследника русского трона великого князя Николая Александровича. Цесаревич уже пять лет страдал от травмы спины, полученной при падении с лошади. Во время путешествия по Италии боли обострились; с 20 октября великий князь лечился в Ницце, и его иногда можно было видеть в открытом экипаже на бульваре Англичан. Но весной наследник уже никуда не выходил. Больного ежедневно навещали его мать, Мария Александровна, и младший брат Александр. Императрица поселилась на борту пришвартованной в Ницце яхты «Орел», которую любезно предоставил ей Наполеон III. Вяземский неотлучно находился при Марии Александровне.

10 апреля, в пять часов утра, в Ниццу приехали Александр II, его младшие сыновья Владимир и Алексей, невеста наследника принцесса Дагмар с братом и матерью, королевой Дании Луизой. В составе свиты Вяземский встречал на вокзале императорский поезд. Мужчины переговаривались шепотом, дамы вытирали слезы. На устах у всех было имя наследника. Первым императора встретил великий князь Александр Александрович, в мундире полковника, с красными заплаканными глазами.

Но наследника уже не могло поддержать присутствие близких — его мучили беспрестанные боли в позвоночнике, мигрень и рвота. Ночью 12 апреля, после четырехчасовой агонии, Николай Александрович скончался. Описать горе родителей было невозможно. На панихиде, которую служили утром, все присутствующие плакали навзрыд.

14 апреля, в среду, Вяземский стоял в карауле у гроба цесаревича в церкви Святого Николая Чудотворца. Еще через день вся Ницца вышла проводить великого князя в последний путь. Траурная процессия двигалась через весь город, вдоль моря, вдоль цветущих апельсиновых рощ; за гробом верхами следовали августейшая фамилия, православное духовенство, свита… Стройно звучали пригробные молитвы. Пушечными залпами прощались с усопшим русские корабли «Алмаз» и «Олег»… Тело великого князя принял фрегат «Александр Невский», стоявший на рейде в Вилла-Франке. Вместе с другими русскими гостями Ниццы Вяземский встречал на борту этого корабля новый 1865 год. И вот теперь «Александр Невский» уносил к берегам России уснувшего вечным сном цесаревича.

Князь посвятил этому траурному плаванию стихотворение «Вечером на берегу моря»: сияющее южное море, звезды и под ними — спящий царевич, возвращающийся на родину… В Петербурге Вяземский опубликовал брошюру «Вилла Бермон» — небольшой очерк о последних днях Николая Александровича. Завершался он предложением приобрести виллу, на которой умер цесаревич, в собственность России и построить в ней часовню. Случилось все не совсем так, как предлагал Вяземский: купленную виллу тут же снесли, а часовню на ее месте освятили уже в 1868 году. В 1903— 1912 годах архитектором М.Т. Преображенским в Ницце был выстроен пятиглавый Свято-Николаевский собор в память о покойном великом князе — красивейший православный храм за пределами России.

«Прозябательная» спокойная жизнь Вяземского за границей закончилась. Прощание с любимой Мэри было грустным и нежным… 17 апреля императорская чета со свитой отбыла из Ниццы в Дармштадт; начало мая Александр II с женой провели в замке Югенхайм и 12-го прибыли в Петербург. Вяземский временно остановился дома у П.А. Валуева, потом отправился в Царское Село, где собралась вся августейшая фамилия. 28 мая присутствовал на погребении цесаревича. Большую часть лета он провел в дворцовых пригородах столицы, рядом с императрицей. Нередко виделся он и с новым цесаревичем, великим князем Александром Александровичем (Вяземский, по-видимому, редактировал манифест об объявлении его наследником). При жизни старшего брата будущий Александр III не слишком выделялся на его фоне и теперь очень страдал от неприязненного отношения к себе некоторых родственников и придворных. Например, великая княгиня Елена Павловна прямо заявляла: «Право престолонаследия должно перейти от «бульдожки» к его младшему брату Владимиру…» Великий князь Константин Николаевич обращался к новому наследнику, не скрывая своего презрения. Да и преподаватели, занимавшиеся с Александром, в голос говорили о том, что цесаревич не выдерживает никакого сравнения с покойным старшим братом. Едва ли не единственными придворными, не разделявшими общее мнение о молодом наследнике, были старики Вяземские.