Вяземская Голгофа - [42]

– Кто это? – растерянно бормотала Ксения. – Что происходит? Воздушный бой?

– Так и есть, – отозвался один из солдат. – Наших – два истребителя и бомбардировщик. Эк они их оцепили, немцы-то! Впятером на троих навалились. Да в такую погоду! Не боятся обледенения! А говорили ведь, что немцы в плохую погоду не летают! Вранье! Летают!

– Я слышал на станции метро «Парк культуры», мы там налет пережидали. Там кто-то говорил за авиацию Западного фронта. Будто её уже нет… – сказал другой голос.

– Вранье! – рявкнул Пеструхин.

– Отставить пораженческие разговоры! – пролаял Гусельников.

– Ничего! Прорвутся! – голос паренька, того самого, фзушника, звенел хрупкой надеждой. – Они должны прорваться! Комсомольцы же!

– У меня сын – летчик, – тихо проговорил Пеструхин, и голос его пресекся. – Авиация Западного фронта…

Ксении хотелось посмотреть ему в глаза, узнать, не плачет ли. Но для этого надо было стать лицом к лицу, подняться на цыпочки.

– Дяденька, а сколько тебе лет? – тихо спросила она, только чтобы вновь услышать его голос.

– Пятьдесят пять, – ровно ответил он. – Других уж детей не будет и внуков не дождаться.

– Может, враки это? Про гибель авиации?

– Не враки, – едва слышно ответил лейтенант. – Всё правда.

– Тише ты! – огрызнулся Пеструхин. – Смотри, партеец-то наш начеку. Если и не расслышит – по губам прочтет. За провокационные разговоры полагается расстрел!

Ксения глянула на Гусельникова, но тот сидел на корточках, привалившись спиной к стволу сосны. На его коленях лежал раскрытый планшет. Политрук рассматривал карту.

– Что он там ищет? – шепотом спросила Ксения. – Вот здесь, на этом самом месте должны были находиться наши тыловые части. Но их здесь нет! Я сама смотрела…

– Ты попутала, девочка. Что можешь ты разобрать на полевой карте? – Пеструхин обернулся к ней, положил руку на плечо привычным отеческим жестом.

– Мы изучали картографию… факультативно. Я зачета так и не сдала, но…

Её слова потонули в усиливающемся гуле. Все подняли головы к небу. Даже Гусельников вылез из-под сосны и задрал голову. Самолет падал, всё больше заваливаясь на левое крыло, пачкая небо густым дымным хвостом.

– Падают красные звезды, – тихо проговорила Ксения.

– Наверное, пилот убит! Почему не прыгает? – горячился лейтенант.

Он зачем-то извлек пистолет из кобуры, будто собрался расстреливать из него кружившие в поднебесье мессершмиты.

– Какой это самолет? Какого типа? – волновалась Ксения.

– СБ-2, – ответил лейтенант. – Сразу четыре мертвеца.

– Тогда это не он, – с облегчением вздохнула Ксения.

А бой в воздухе продолжался до тех пор, пока преследуемые противником краснозвездные истребители не исчезли за верхушками леса.

– К Москве полетели, – проговорил лейтенант, пряча пистолет в кобуру. – Водитель, за руль! Бойцы – в кузов. Вы, Ксения Львовна, на место! Гусельников! Пеструхин!

Но политрук уже запрыгнул в кузов и протягивал лейтенанту руку, предлагая помощь. Бойцы суетились, торопясь занять положенные им места, полуторка чадила выхлопом. Пеструхин выбежал из леска последним.

– Как там, дядя, волки причинное место не откусили? – пошутил кто-то их солдат.

Ксения поставила ногу на подножку кабины, когда Пеструхин крепко ухватил её за локоть.

– Не советую в кабину, – тихо произнес он.

– Почему? В кузове холодно. С неба валится то дождь со снегом, то снег с дождем.

– Зато из кузова выпрыгивать проще. Что станешь делать, если дверь заклинит? Эй, малой! Не хочешь ли в кабине погреться? – добавил старшина, обращаясь к посиневшему от холода фабричному пареньку. – Вы не против, товарищ лейтенант, если Ксения Львовна поменяется местами вот с этим вот снеговиком? Пусть малой погреется, товарищ лейтенант!

– А почему должно непременно заклинить дверь? – прокричала Ксения, когда полуторка уже тронулась.

– Не вопи, девушка, – отозвался кто-то из солдат. – Или не видела, как опушка леса перепахана?

Ксения плюхнулась на твердую скамью, уставилась на говорившего.

– А что там, на опушке? – мучительно припоминала она. – Разве не трактором вспахано? Свежая пахота.

– Вот именно – свежая, – покачал головой солдат. – Вид такой, будто несколько танков ерзали туда-сюда, но почему-то из пушек не стреляли. Следов разрыва снарядов нет.

– Может, это наши танки? – обрадовалась Ксения. – Точно, наши! Иначе и быть не может! Мы же в глубоком тылу!

Солдатик покосился на Гусельникова и отвел глаза, пробормотав едва слышно:

– Кажется, миновали Московскую-то область. Вязьма совсем близко.

Ответом ему был явственный гул – густой, тяжелый звук, походивший на отдаленный вой страдающих чудищ. Звук то усиливался, то притихал, заглушаемый мерным урчанием движка полуторки и звяком железа кузовных частей. Ксения ежилась от пронизывающего ветра. И сама дорога, и лес по бокам её казались совершенно пустынными. Ах, если б не пронизывающий холод и не этот отдаленный вой, да ещё кровавые пятна на дощатом полу кузова – напоминание о раненом офицере, которого Соленов приказал оставить на обочине… Ксения заметила, что некоторые из солдат стали поддаваться дреме. Но тут Гусельников заговорил, и взоры бойцов просветлели.

– Фашисты подкупили часть немецкого народа, используя националистические и реваншистские настроения, которые, конечно, имеют место быть. Теперь немецкий народ ещё и в ослеплении от легких последствий своих военных авантюр в Европе. Но ничего! Скоро разумная часть немецкого народа, а она составляет большинство, восстанет и ударит в тыл…