Вязь - [35]

— Дьявол, — вывалились из рта ведьмы вымороженные страхом слова. Она попала в плен бесцветного, слепого от ярости взгляда и не могла избавиться от оцепенения.

— Лестно, — сощурился демон, склонив голову набок. — Ты уж прости, милая, они не мастера вести разговоры — особенно с такими, как ты. Но, может, будут так любезны, что наконец доделают работу?.. Думаю, всем собравшимся пора усвоить свои уроки.

Бритоголовый, нервно моргнув в сторону обернувшегося к нему хозяина, толкнул Машку прямо в бережные руки. Верона видела, как женщина ожила, словно протрезвела, прозрела окончательно перед лицом своего судьи. Белоглазый с плотоядной нежностью провел ладонью по грязным и спутанным волосам наркоманки.

— Дальше-то ничего не будет, Машка. И ты это знаешь. Выбирай — или в этой подворотне кончишься, или мучиться — до какой-нибудь следующей…

— Не хочу мучиться, — всхлипнула Машка, таращась на Дьявола. — Не хочу так больше. Правда, не могу уже. Не могу! Забери, забери все, что хочешь…

— Прямо-таки все-все? Значит, согласна ты на наше предложение?

— Да! Забери!

— Ну вот и славно. Вот и порешили.

Два белых пальца прижались к разбитым губам, и Верона с ужасом увидела, как затухает сознание на измученном женском лице. Тьма зашумела еще громче, колыхнулась за плечами у Дьявола, и сам он на ее фоне вмиг словно стал красочнее, свежее, реальнее; а Машка — наоборот поблекла, посерела. Сломанной куклой она сделала шаг назад, и тут же черная бездна насмешливо булькнула хором с отвратительным мясным хрустом. У бритоголового в руках был нож. Был — да оказался у Машки под ребрами. Та даже не всхлипнула — просто повалилась, как мешок с песком, на липкий асфальт. Ведьму словно щелкнули по носу: шок спал, остались только страх и адреналин.

— Нет… Почему… Почему я не слышу ее больше? — Верона обернулась на тело, а потом на самого словоохотливого из черных. Ее лицо исказилось от горя. — Вы… вы забрали душу?

Ведьма дернулась, пытаясь освободиться от мерзкой хватки. Она даже не чувствовала, как тянут чужие руки волосы. Она знала, что ни одна вязь не поможет против самого терпкого угля в этой компании. Чувствовала силу и только зло терла запястье да смотрела на врага, ожидая его решения.

— Какая наблюдательная, сообразительная ведунья. Да еще и очень любопытная! — Дьявол приподнял брови. — Это моя работа. Наша, вообще-то… Но эти двое сегодня плохо постарались. Ну, я уж дам им шанс реабилитироваться. Как думаешь, смогут они изувечить тебя так, что ты начнешь молить о смерти? Эти улицы любят страдания и какие-нибудь изнасилования, знаешь… А невинные сердца всегда особенно приятно терзать! Ну, или почти невинные.

Тонкие ноздри шевельнулись, пропуская глубокий вдох. Дьявол вслушивался и всматривался в Верону так бесцеремонно, что едва ли не лапал и ее душу. Ведьма чувствовала, как по щекам потекли слезы.

— Камнями? Они не могут и не смогут до меня дотронуться. И ты меня не трогай, черный… У меня после твоих зверств не осталось на тебя сердца. Просто отпусти.

— Это пока. А вот если срезать с тебя твои обереги вместе с кожей, ведьма… Но даже если нет, — пока здесь есть я, — черный неожиданно схватился за подбородок Вероны, и ладное мужское лицо исказилось в гримасе отвращения, когда на его руке проступили уродливые рубцы и язвы, — им придется брать пример и терпеть. Никто ведь не говорит, что наша доля легка и приятна. Зато ты больше сюда не сунешься — да и во всем городе, глядишь, свободнее будет дышать…

Стоявший сзади амбал тряхнул Верону за ворот и плечи пальто, намереваясь сорвать верхнюю одежду; бритоголовый, переступив через Машкин труп, направил нож на новую жертву. Верона бы вскрикнула, но спазм в горле не позволил вырваться эмоции. Она только крепче сжала запястье и зашептала прямо в тонкий шрам:

— Шахрур, я желаю, чтобы ты защитил меня и наказал обидчиков.

Верона закрыла глаза, зажмурилась, ожидая боли.

— Что ты там сказала?..

Голос Дьявола дрогнул, — а вместе с ним и восторженная тьма вокруг. В следующую секунду она загудела, словно лесной пожар, и хор взвывших бесов вторил ей. Если до этого Верона чувствовала лишь пробирающий до костей холод ужаса, то теперь воздух раскалился от гнева, сбоку запахло жженой серой и плотью. Амбал, что держал ведьму, отпрянул назад.

— Верона!

Голос Шахрура звучал что рокот извергающегося вулкана. Открыв глаза, Верона увидела: бритоголовый корчился в охваченных пламенем руках. Джинн вдавливал пальцы в его глазницы, выжигал лицо и заодно все черное существо мучителя. От амбала же, оказавшегося первым, остался лишь пепел.

— Это что, джинн?! Так у тебя свои демоны, ведьма! Это уже не назовешь любопытством!.. — истерично хохотнул белоглазый, что от огня отскочил на добрых три шага. Шахрур, плюнув искрами и дымом себе под ноги, где растеклась тень второго соперника, вышел вперед и заслонил собой Верону.

— Kol khara, mitneka [9]! — пророкотал он. — Да, свои…

— Это непростительно… Шахрур, да? Это же нонсенс — служить белой ведьме! Или ты склоняешь ее к греху, а? Ну, знаешь… Говорят, если извратить святого — изгоняют из бездны… Мол, выше нет святотатства.