Вятские парни - [13]

Заметил Кошменского и Колька. Ему стало не по себе, оттого что Наташа, вспыхнув, закусила губы. Он попятился и, как побитый, спустился со ступенек и медленно пошел по боковой аллее обратно.

— Коля, куда вы? Не оставляйте меня! — попросила подбежавшая Наташа. — Какой вы, право!

— Эй, кролики! Куда вас понесло?! — заорал Донька. — Не отрывайтесь от компании! Эй, Черный! Наташечка!

На аллеях и в закоулках сада, на улицах города стреляла пробками из игрушечных ружей, пиликала гармошками, дула в берестяные дудочки и свистушки вятская свистунья.

Пан Томеш

Со времен бурсы, а может и много раньше, повелось у школяров давать прозвища своим наставникам. Вятская мужская гимназия не являлась исключением. Среди почтенных педагогов были представители фауны и флоры.

Все эти — Удод, Вобла, Жучиха, Бульонное рыло, Тыква, Лопух, Мухомор — носили форменные мундиры, имели чины, ордена и медали.

Бородатый швейцар в ливрее, состоявший при парадных дверях, величал директора гимназии вашим высокопревосходительством.

Занятия начинались молитвой в актовом зале, хоровым исполнением гимна. Потом в серых классных комнатах монотонно тянулись уроки.

Между строгими, сухими, точно деревянными преподавателями выделялся живостью и добродушием чех Томеш.

Приехавший с рекомендациями Сокольского общества из Праги, он быстро освоился с русской речью. Энергичный, стройный, улыбающийся, с тонкими, слегка нафиксатуаренными усиками, пан учитель быстро понравился учащимся.

С появлением Томеша в гимназии строевые повороты, солдатская шагистика и прочее, отдающее казармой, отодвинулось на задний план. Содержанием практических занятий по гимнастике стали массовые ритмические движения под музыку, интересные игры, упражнения на снарядах.

Как свободно и красиво владел своим гибким, упругим и легким телом этот Томеш! Гимназисты восхищались выразительностью жестов, походкой, даже легким косноязычием учителя.

Интересно было слушать Томеша на уроках. Ученики улыбались, когда он свое любимое выражение «катись кубарем» произносил: «Катыс кубирем».

Прохаживаясь точно на цыпочках перед партами, чех увлекательно рассказывал об олимпийских играх в Элладе на берегу реки Алфея, о греческих бегунах, догонявших зайцев и обгонявших коня, как, например, юноша Ласфен, о гладиаторах древнего Рима, сражавшихся друг с другом на цирковой арене, даже со зверями на потеху правящей знати и жадной до зрелищ голодной черни. Он подчеркивал, что отряды гладиаторов составлялись главным образом из рабов и военнопленных, которые не раз восставали против рабовладельцев. Напомнил о фракийце Спартаке, говорил о турнирах рыцарей средневековья, о гимнастике в западных странах.

Интересные рассказы о прошлом были предисловием к обстоятельным беседам о сокольской гимнастике, рожденной в Чехии.

Так Томешу удалось овладеть вниманием учащихся, увлечь их своим предметом.

На вопросы некоторых своих коллег, как он ухитрился укротить и обуздать стадо мустангов, Томеш пожимал плечами и мило улыбался:

— По-моему, никакой хитрости. Я люблю свою профессию. Хочу всеми мускулами души заставить моих учеников сознательно полюбить спорт. Польза очевидна. Кажется, мне это удается.

— Чудодей вы, Ян Вянцеславович. Пожалуй, вам и Ганцырева удастся дисциплинировать.

А Колька в самом деле посерьезнел. Стал больше читать, ходил в библиотеку.

«Перебраться бы в шестой класс, — думал он. Батя на днях прямо вышел из себя, замахал руками, пригрозил: не рассчитывай на меня, лодырь. К директору кланяться не пойду. Только посмей остаться еще на год!.. Конечно, отец прав. Второгодничать и самому неприятно. А Томеш?».

И Колька по вечерам у окна за фикусом тер ладошкой свой лоб, сжимал виски, бормотал над раскрытым учебником, то зубрил холодную латынь, то раскрывал географический атлас.

За три недели до каникул багровоносый толстяк Мухомор вызвал Кольку к географической карте.

— Возьми указку.

Огромная карта восточного полушария висела на подставке подле окна.

Колька, ожидая вопроса, смотрел исподлобья на учителя. Мухомор, облаченный в форменный сюртук, держал себя с высокомерием сановника. Ученики притихли, втянув головы в плечи.

— Ну‑с, Ганцырев, соблаговолите, сударь, показать нам Малайский архипелаг.

Колька уверенно обвел указкой очертания островов Малайи.

— Превосходно! Поистине удивительно, милейший Ганцырев! А не можете ли вы напомнить нам названия крупнейших островов и показать их вашей тросточкой, нуте‑с?

— Вот Суматра, вот Ява. Этот круглый — Борнео, а этот, похожий на паука, Целебес.

— Ну, что ж, прекрасно, Ганцырев. Вы оказывается не лишены художественного воображения. Мда. А что можете сообщить нам о Формозе? На какую земную тварь походит?

Колька не растерялся. Будто не замечая обидной иронии учителя, кривых усмешек учеников, показал остров, назвал главный город.

— Великолепно. А что вы знаете, милостивый государь, о населении упомянутого острова, чем оно занимается, какому государству принадлежит эта Формоза?

Колька кратко и правильно ответил на вопросы.

— Потрясающе, сударь! Наконец-то вы взялись за ум, стали учить уроки. Идите на место. Пятерку я вам не могу поставить. Мда, не могу‑с. Преждевременно. Четверку? Гм, пожалуй, тоже… Мда. Три с плюсом! Балл перспективный… Пахтусов? Покорнейше прошу к карте.