Вы точно доктор? Истории о сложных пациентах, современной медицине и силе юмора - [100]

— Доктор, меня трясет, — сказал Джимми, лежа на больничной койке.

— Не волнуйтесь, дружище, — сказал я, подделывая сильный ямайский акцент, отчаянно пытаясь пошутить. Я застрял между Сциллой и Харибдой, пытался успокоить его так, чтобы не врать. — Мочегонное поможет вам начать лучше дышать, а антибиотики — справиться с инфекцией в грудной клетке. Утром вы почувствуете себя намного лучше, и тогда я к вам загляну.

Я вышел на улицу и обнаружил, что вся семья уже в сборе.

— Как он, доктор? — с тревогой спросила его жена.

Я замолчал, понимая, что они ловят каждое мое слово. При этом слов тут явно не хватало. Даже английский язык во всей его витиеватой красе и многообразии не способен во всей полноте передать, что старик болен. Что тут скажешь? Я уверен, что он умирает, его тело разваливается на части, органы отказывают: сердце, легкие, почки, мозг, все на свете.

Хотя я делаю все возможное для его комфорта, на самом деле я не знаю, что происходит. Возможно, в данном случае правильно не геройствовать. Я не знаю, что с ним не так. Не обращайте внимания на то, что я пишу в свидетельстве о смерти, — это лишь мои догадки. Более того, я понятия не имею, как выразить свое чувство неуверенности и неадекватности, потому что понимаю: не это вы сейчас хотите услышать. Вам нужен кто-то сильный, уверенный и позитивный. Тот, кто знает, что происходит, и контролирует ситуацию.

Итак…

— Мэри, — серьезно сказал я, твердо положив руку ей на плечо в надежде, что язык моего тела поможет скрыть бедность лексикона. — Боюсь, ему нужно немного встряхнуться.

Проявите терпение BMJ, 6 августа 2002 г.

Одна из самых мрачных формальностей нашей профессии — подтвердить, что свет в конце тоннеля погас и человеку нет смысла претендовать на пенсионные льготы. Иногда это легко — например, когда у человека нет головы, — но иногда это сложная задача, и однажды я серьезно ошибся.

Я знал Джимми много лет назад, поэтому, завидев его вдову, подошел засвидетельствовать свое почтение. Я стыдился, что не зашел на поминки, поэтому чуть переусердствовал. Сказал, как сильно скучал по Джимми, какими замечательными друзьями мы были. Вспомнил обо всех пирушках, что мы устраивали. Вдова отнеслась ко мне довольно прохладно — как я предположил, в связи с моей неявкой на поминки. Поэтому, копнув поглубже, я стал говорить еще напыщеннее.

Затем, посреди апокрифической истории о привязывании овцы к гоночной машине, кого, как вы думаете, я узрел на дороге? Правильно, Джимми — живее всех живых. К счастью, я еще не использовал никаких финальных фраз, показывающих, что я считаю его мертвым. Ну например: «Я слышал, похороны были очень пышными». Но на этом этапе я перестал контролировать поток речи и, к своему удивлению, продолжал гнать.

— Джимми, — воскликнул я, подбегая к нему, по-товарищески хлопнув по плечу и крепко обняв. Джимми явно озадачился, но мы, мужчины, простые существа, и мое фальшивое дружелюбие выглядело заразительным и неподдельным. Он отважно принял игру, и мы устроили небольшое представление прямо посреди улицы, а недоуменные горожане смотрели на эту дичь и не знали, что и подумать.

Однако мы учимся на своих ошибках.

Дороти Паркер устраивала прием за Алгонкинским круглым столом, когда услышала новость о смерти бывшего президента США Калвина Кулиджа.

— Правда? — спросила она. — И откуда им знать?

Ее жестокая острота была ближе к истине, чем она думала: определить подобное бывает чертовски трудно. Если голова бессильно свесилась, это, конечно, легко. Но часто жизнь не заканчивается в определенный и очевидный дискретный момент. Иногда она исчезает постепенно, как наступает летняя ночь: медленно, мягко, легко. Тело не просто отключается внезапно или останавливается. Все происходит как с остановкой автомобиля: некоторые части какое-то время остаются теплыми, а шестеренки и колеса могут продолжать вращаться. Мышцы еще дернутся в последний раз, кишечник издаст краткое урчание, грудь вздрогнет, и таз мощно всколыхнется — тоже финально.

Итак, в какой именно момент произошла смерть и дух покинул тело? В больнице есть куча электронных штуковин, масса объективных способов подтверждения смерти, а также множество вариантов узнать второе мнение. Но здесь, у черта на куличках, врач должен полагаться на традиционные признаки, чтобы поставить правильный диагноз: отсутствие сердцебиения, фиксированные и расширенные зрачки, отсутствие звука дыхания, смещение кровеносных сосудов сетчатки (разве мы все не проверяем это? Нет, серьезно?).

Примите решение, доверьтесь своему суждению и не обращайте внимания на странные звуки, доносящиеся со смертного одра. Это архетипический пример перформативного высказывания: мы мертвы, потому что доктор говорит, что мы мертвы.

Все врачи были в такой ситуации, когда уже раздают чай и все друг другу сочувствуют, но вдруг врывается родственник с осуждающим криком: «Бабушка все еще дышит!»

Сейчас самое время собраться с духом, пристально посмотреть всем в глаза, взять еще одну булочку (прямо с пылу с жару, это традиция) и дать старой леди время и пространство, чтобы прийти в соответствие с поставленным диагнозом. Так сказать, дать подышать (может быть, позже подкрасться к ней с вилкой, просто чтобы убедиться, что все в порядке, и связать шнурки на случай, если она станет зомби).