Вы хотите поговорить об этом? Психотерапевт. Ее клиенты. И правда, которую мы скрываем от других и самих себя - [40]

Но тем же вечером имя Алекса появилось в моих входящих письмах. Я кликнула на письмо, ожидая прочитать вежливый отказ. Вместо этого он написал: «В целом согласен, но надо обсудить детали». Так что мы назначили новую встречу.

В следующие несколько месяцев мы виделись в «Урте» так часто, что я стала называть кафе «мой спермоофис», а мои подруги начали называть его просто «Спурт». В «Спурте» мы говорили обо всем, от образцов семени и медицинской истории до контрактов и контактов с ребенком. В конце концов мы подошли к главному, когда обсуждали передачу материала: провести процедуру у врача или заняться сексом, чтобы увеличить шансы на зачатие?

Он выбрал секс.

Если честно, я не возражала. Еще честнее? Я была в восторге от такого развития событий! Все-таки когда я представляла свое будущее материнство, в нем было не так много шансов на секс с роскошным мужчиной двадцати семи лет вроде Алекса с его рельефным прессом и острыми скулами.

Параллельно я начала навязчиво мониторить свой менструальный цикл. Однажды в «Спурте» я намекнула Алексу, что скоро у меня овуляция, так что если мы собираемся попробовать в этом месяце, то у него ровно неделя на решение. В других обстоятельствах это выглядело бы как огромное давление на парня, но тогда казалось завершенной сделкой, и у меня было не так много времени, чтобы тратить его впустую. Мы уже изучили все возможные аспекты этого плана: юридический, эмоциональный, этический, практический. К тому моменту у нас уже появились свои шутки и прозвища друг для друга, и мы оба думали, каким благословением будет этот малыш. За неделю до этого он даже спросил меня, словно речь шла о бизнесе, обращалась ли я к кому-то еще или сделала ему эксклюзивное предложение. У меня было мимолетное желание начать торги, чтобы закрепить позиции («Пит нарезает круги, и Гэри тоже проявляет интерес, так что тебе лучше приехать ко мне в пятницу – большой ажиотаж!»). Но я хотела, чтобы наши отношения основывались на полной честности, да и вообще – я была уверена, что Алекс скажет мне «да».

На следующий день после того, как я назвала крайний срок, мы решили прогуляться по пляжу и в последний раз обсудить финальные детали контракта. Пока мы шли вдоль берега, вдруг начало моросить. Мы посмотрели друг на друга: может быть, стоит вернуться? Но затем морось превратилась в настоящий шторм. Мы оба были легко одеты, и Алекс снял повязанную вокруг пояса куртку и накинул мне на плечи; и когда мы стояли друг перед другом на пляже, промокшие от ливня, он официально дал мне зеленый свет. После всех переговоров, всех попыток узнать друг друга получше, всех вопросов о том, что будет означать для нас ребенок, мы были готовы.

– Пойдем, сделаем тебе ребенка, – сказал он. И вот мы шли, смеясь и обнимаясь, я в куртке до колен и в объятиях мужчины, который был готов поделиться своей спермой. И я думала о том, что не могу дождаться того дня, когда смогу рассказать своему ребенку эту историю.

Когда мы вернулись в машину, Алекс дал мне свою выверенную копию контракта на подпись.

А потом исчез.

Следующие три дня я ни слова от него не слышала. Кажется, это недолго, но когда вам хорошенько за тридцать, приближается овуляция, а ваш единственный вариант завести ребенка стопорится, три дня кажутся вечностью. Я пыталась не зацикливаться на этом (стресс плохо влияет на беременность), но когда Алекс наконец объявился и написал «Нам надо поговорить», я осела на пол. Как любой взрослый человек на планете, я точно знала, что это означает: меня собираются бросить.

На следующее утро, сидя за нашим любимым столиком в «Спурте», Алекс смотрел в сторону и повторял распространенные клише, которые говорят при расставании: «Дело не в тебе, дело во мне», «В жизни все так нестабильно, что я не готов что-то обещать, поэтому для твоего же блага я не хочу морочить тебе голову» и мое любимое «Надеюсь, мы останемся друзьями».

– Ладно, в море есть и другие рыбы, – сказала я, защищаясь плохим каламбуром. Я надеялась поднять Алексу настроение и доказать, что рациональная часть меня понимает, почему он не может стать донором. Но внутри я была выпотрошена, потому что это был уже второй ребенок, которого я так ясно себе представляла и которого я никогда не смогу подержать на руках. Подруга, у которой в то же время случился второй выкидыш, сказала, что чувствует себя аналогично. Я вернулась домой и решила сделать перерыв в поисках донора, потому что потрясение было слишком сильным. Как и подруга с выкидышем, я максимально старалась избегать младенцев. Даже реклама подгузников заставляла меня искать пульт и переключать канал.

Через несколько месяцев я поняла, что должна снова взяться за дело и начать новые поиски. Но едва я собралась залогиниться, раздался нежданный звонок.

Это была Кэтлин, моя лаборантка из банка спермы.

– Лори, хорошие новости! – воскликнула она со своим ярким акцентом. – Кто-то вернул пробирку с ребенком Клуни.

Ребенок Клуни… тот парень. Который «полный набор».

– Вернул? – переспросила я. Я испытывала очень смешанные чувства по поводу возвращенного семени. Мне казалось, это как в супермаркетах: нельзя вернуть предметы личной гигиены, даже с чеком. Но Кэтлин заверила меня, что пробирка не покидала хранилище и с «продуктом» все в порядке. Просто женщина забеременела другим путем, и ей больше не требовалась донорская сперма. Если я хотела ее получить, нужно было покупать прямо сейчас.