Вверху над миром - [48]

— Надо выполнить работу. Если вы не хотите ее выполнять, вам нужно заставить кого-то другого. Вот какова она, жизнь. Или вам не нравится это слышать?

Она помедлила:

— Не понимаю. Вы кажетесь зрелым мужчиной. Я хочу сказать, вам пора уже все это перерасти. Будь вы лет на десять моложе, это не было бы так… странно, — она бы с удовольствием сказала «омерзительно», поскольку именно так себя и чувствовала, но не хотела сознательно идти на разрыв: она должна остаться с ним и доказать, хотя бы самой себе, что не боится его. Отвернувшись, чтобы он не увидел отвращения, которое, как она знала, читалось у нее на лице, Дэй наконец сказала: — Но разве это в итоге не надоедает? Вся эта вражда из года в год — сплошная ненависть? Как вам удается поддерживать интерес?

— Жизнь все скрашивает. Вам не стоит об этом волноваться.

Она пожала плечами:

— Да, это не мое дело.

— Лишь полнейший кретин станет рассказывать о своих неприятностях женщине, — внезапно сказал он с горечью.

— Неприятностях? — она разглядывала его, закуривая новую сигарету. — У вас неприятности?

Лицо его помрачнело: он внимательнее присмотрелся к соусу.

— Да, у меня неприятности, — вначале он произнес это слово наобум, но сейчас, похоже, обдумывал его значение.

Она взглянула на него и поверила ему.

— Извините, — сказала она. — Но, как бы там ни было, я чувствую, что вы справитесь. Нужно лишь принять решение.

Похоже, он напрягся:

— В каком смысле?

— Я хочу сказать: решительно их преодолеть.

Он повернулся к ней лицом, и она с ледяной оторопью обнаружила, что последние пару секунд глаза его были закрыты — и по-прежнему оставались закрытыми. Раскрыв их, он также открыл рот, а затем хохотнул, напомнив щенка, пытающегося залаять.

— Abajo[43]Сан-Фелипе! — воскликнул он. — Я ведь не кухарка, в самом-то деле.

Теперь у нее возникло ощущение, будто он снова ушел в себя и запер дверь.

— Не надо было всех отпускать, — продолжал он. — Это похоже на дешевый способ укрепления добрососедства между хозяином и прислугой. Понимаете, приходится неустанно его поддерживать. Оно ведь размывается, как волнолом. Может, сядем прямо здесь? Или хотите расставить все на подносы и перенести в столовую?

Она смотрела на него, не отрываясь, и вдруг осознала, что между ними существует неясная связь.

В этот самый миг она впервые почувствовала ледяной толчок физического страха. Но по какой-то скрытой причине, которую она даже не надеялась когда-нибудь раскрыть, боялся ее именно он.

Они сели у очага за длинным столом с мраморной столешницей. Пар, поднимавшийся над соусом, благоухал чесноком и специями, но когда Гроув передал этот соус ей, аппетита тот не возбудил. Она заглянула в глаза Гроуву лишь на долю секунды, когда они открылись после мучительного сосредоточения на внутренней жизни, но оказалась поймана и затянута на одну с ним орбиту. Как только она подумала: «Я — это я», все кончилось, но в тот миг разница между ними свелась почти к нулю. Это было такой же реальностью, как вода, капавшая из крана (теперь уже в мелкую тарелку), электрические часы, жужжавшие на холодильнике, или закоптелый фасад дымохода над очагом.

После первой пары глотков есть стало легче. Он рассказывал ей невероятные истории о настоятеле монастыря, а она слушала и наблюдала за ним, думая, что, по крайней мере, проходит время. «Беда Гроува в том, — размышляла она, пытаясь хоть на минуту оценить его беспристрастно, — что с ним невозможно расслабиться: он ведет себя слишком отчаянно и категорично».

— В морозилке у меня всегда стоит миска с мороженым, — сказал он, когда они доели. — Чертовски надеюсь, что сегодня тоже. Фиеста кружит им головы. Может случиться все, что угодно.

Он встал и заглянул в морозильное отделение.

— На месте, — возвестил он. — Хотите немного?

Дэй разрешила ему наложить ей в чашку.

— Съедим перед камином, — сказал он.

Когда она откинулась на груду подушек в хорошо знакомой sala, ей стало получше, хоть она и мечтала вернуться к себе в комнату. Он включил магнитофон: теперь джаз играл едва слышно.

Говорили они урывками. В промежутках звучала музыка. Наконец, легкий джазовый фон сменился гулкой тишиной: бобины продолжали вращаться. Она слышала долгие трели ночных насекомых в верхних ветвях лимонного дерева на улице. Время от времени до нее долетали вялые дуновения ветра.

Гроув встал, остановил магнитофон и начал перематывать пленку вперед.

— У меня где-то есть замечательная запись, сделанная в джунглях. Просто ночные звуки, — он включил пленку, увеличил громкость, и комнату наполнила строгая металлическая симфония ночного леса.

— Прекрасно, — сказала она. Послушав немного для приличия, она встала.

— С ним все нормально, поверьте, — сказал он, поднимаясь. — Главное, чтобы он проснулся сам. Если ему захочется есть или вам что-нибудь понадобится, моя комната — последняя справа, в самом конце.

— Спасибо, — она так устала, что не смогла подыскать других слов.

27

В комнате все оставалось, как прежде: зажженная напольная лампа, занавески на двери в садик и ночная рубашка, переброшенная через спинку стула, обитого воловьей кожей. Однако доктора Слейда в кровати не было. Она увидела углубление на матрасе и плоское место на подушке, где лежала его голова. Именно этого она и боялась, но это не могло быть правдой.