Вверху над миром - [15]

Она улыбнулась.

— Это очень приятно, — сказала она, улегшись и уткнувшись лицом в подушку. — Значит, ты доверяешь мне, Веро.

— Ну разумеется. И, в сущности, всегда доверял.

Она снова села в кровати.

— Ну и слава Богу! — с чувством воскликнула она и медленно опустила голову на подушку.

— Но им всем я не доверяю, клянусь тебе, — продолжал он. — Только не теперь, когда они за раз накупили картин на сотню долларов. Перестань! — сказал он, вдруг испугавшись, что она начнет возражать. — Я видел его. Видел, где была его рука. И не желаю ничего слышать.

— Просто ты считаешь, что картины паршивые, — озлобленно сказала она.

Он выдержал драматическую паузу:

— Я когда-нибудь говорил, что они паршивые?

— Но ты не веришь, что они могли бы кому-то понравиться.

— Нет, это уж слишком! Всему есть предел.

— Ну, слава Богу, у мистера Мэйсона предел не такой, как у тебя. По крайней мере, я уже на сто долларов ближе к Парижу.

— К чему такая спешка? Разве нельзя подождать до июня? Или ты не веришь мне?

— Откуда я знаю, чему мне верить? — свирепо сказала она. — Ты говоришь, что у тебя будет. Но ты говорил это и раньше, и у тебя ничего не было.

— У меня будет, — спокойно произнес он.

Она лежала на животе и мотала ногами в воздухе.

— Если б я только могла быть полностью уверена! — воскликнула она. — Знаешь, я бы оставалась у тебя каждую ночь, и черт с ними, с картинами, — она снова села в кровати и посмотрела на него. — Но я сомневаюсь! Приходится выжидать, пока билет не будет у меня на руках.

— Ты свободная, загорелая, тебе семнадцать, — сказал он. — Делаешь только то, что считаешь нужным.

— Подожди, — она слезла с кровати, накинула пеньюар и вышла в кухню. Комната Пепито находилась в конце узкого коридора.

Она открыла дверь: Пепито спал. Она достала с книжной полки небольшую металлическую коробку и вернулась с нею в спальню. За растениями на террасе очень тихо играл джаз. Она легла в постель рядом с Веро и вынула из коробки сигарету. Та была из последней партии, которую Лючита забила два дня назад у сеньора Гусмана.

— В сон клонит, — сказала она. — Хочу немного кайфонуть. А завтра можно уехать в Эмбахадорес.

Позже, перед самым рассветом, она прошептала:

— Веро, я люблю тебя, и Пепито тебя тоже любит. Почему ты не хочешь быть добрее к нам? Почему?

Она давно поняла, что эти уместные или же неуместные уговоры бесполезны, но ее постоянно преследовал один образ: она входит в квартиру, открывая дверь своим ключом, поскольку она — сеньора, а Пепито бежит ей навстречу с большой террасы, куда ему даже вначале не разрешалось заходить.

— Ты же знаешь всю эту проклятую историю, — сказал он, зевая. — Ты не имела бы и полста в неделю.

— Дон Хосе Гарсия Сото, — презрительно, нараспев произнесла она. — Мерзкий буржуй! Я рассказывал ей о дяде моего деда? Он был кардиналом Гонсальвес-и-Алькантара, ну и что из этого?

— Так он знает, что ты из хорошей семьи. Черт возьми! — Он помолчал минуту, а затем продолжил: — Неужели ты не понимаешь, что ему насрать, кто ты? Ты ему не нравишься. Все просто.

— Не смей говорить со мной в таком тоне.

Она знала, что не сможет вывести спор на новую территорию — в области, куда еще не ступала в прошлые разы, но этой темы нельзя было избежать.

— Потому что я не увешиваю себя мехами, как putas[16] у него дома.

— Да, ты сама это сказала! — воскликнул он. — Очень многое зависит от того, как ты выглядишь. В тот вечер у тебя ведь было время переодеться. Не стоило приходить на ужин с грязным лицом и в этих паршивых «ливайсах». Ты просто лентяйка и неряха.

Она изо всей силы ударила его кулаком в плечо, выпрыгнула из постели и встала голая, глядя на него сверху.

— Теперь ты на его стороне, — прошептала она, словно сама эта мысль была для нее невыносима. — Я знала, что ты — такой же, как он.

— Ох! — сказал он с отвращением и перевернулся на другой бок.

Лючита легла в постель. Прислушиваясь к звукам просыпающегося города, она вновь подумала о Париже.

13

Все последующие ночи были такими же: пару раз она ходила в ночные клубы и даже ухитрилась продать еще несколько картин, хотя и сказала Веро, что всего две. Ей это казалось логичным: чем меньше она будет на вид зарабатывать, тем щедрее он снабдит ее деньгами на переезд в Париж. Шли дни, и она неожиданно для себя начинала верить ему, когда он убеждал, что деньги появятся. У нее не было ни одной веской причины для того, чтобы изменить свое мнение: возможно, все дело в сочетании ряда обстоятельств. Веро и так никогда особо с ней не разговаривал, но теперь почти все время молчал, если только они не лежали в постели. Он мог весь день проваляться голый на террасе, читая; затем одевался и шел с друзьями обедать, и она не видела его, пока он не возвращался домой ночевать. Дважды он брал ее с собой в китайскую придорожную забегаловку на 12-м километре шоссе. Ей понравились танцы после обеда, но публика была удручающе провинциальна; когда Лючита сказала ему об этом, он помрачнел.

В последние дни Веро очень часто виделся с Торни, которого она все сильнее недолюбливала.

— Ненавижу, как он улыбается, — сказала она Веро. — Слава Богу, Пепито живет с прислугой. Хоть не видит Торни. — Потом она подозрительно добавила: — А что ему нужно?