Введение в философию права - [143]

Шрифт
Интервал

Закуп обидно лишен права выступать свидетелем на суде – боятся, что он как несвободный будет продолжать и в своих показаниях тоже служить своей господе, которой работает телом.

66. О послушьстве. А послушьства на холопа не складают; но оже не будет свободнаго, то по нужи сложити на боярьска тивуна, а на инех не складывати.

А в мале тяже по нужи възложити на закупа.

Зависимый человек, при том что была статья ПП 16 о вире 5 гривен за холопа и 6 гривен за рабу, по другой статье, ПП 89, ничего не стоил сам по себе, кроме неудобства, которое его смерть могла причинить господе.

А в холопе и в робе виры нетуть; но оже будеть без вины убиенъ, то за холопъ урокъ [назначенные судом деньги] платити или за робу, а князю 12 гривен продаже.

Такая разноголосица в разных статьях одного кодекса показывает, что обычно дело решалось как-то иначе. Что в любой ситуации стоимость холопа была всё-таки стабильная, показывают

ПП 112. Аже холопъ бежить, а заповесть господинь, аже слышав кто или зная и ведая, оже есть холопъ, а дасть ему хлеба или окажеть ему путь, то платити ему за холопъ 5 гривен, а за робу 6 гривенъ.

113. Аже кто переиметь чюжь холопъ и дасть весть господину его, то имати ему переемъ гривна; не ублюдеть ли, то платити ему 4 гривны, а пятая переемная ему, а будет роба, то 5 гривен, а шестая на переемъ отходит.

Большая разница и отчетливая при смерти человека: несвободный, даже просто тот, кто отдает в работу свое тело, теоретически свободный смерд, не может оставить кому хочет наследство. И больше того: даже муж, т. е. свободный, даже по договору сохранивший свою свободу женившись на робе, право завещания терял.

90. Аже умреть смердь. Аже смердь умреть, то задница <наследство> князю; аже будуть дщери у него дома, то даяти часть на не; аже будут за мужемь, то не даяти части имъ.

98. А се о заднице. Аже будуть робьи дети у мужа, то задници им не имати, но свобода им с матерью.

И по контрасту с этим статус мужей, которые при князе:

91. О заднице боярьстей и о дружинней. Аже в боярехъ любо въ дружине, то за князя задниця не идеть; но оже не будет сыновъ, а дчери возьмуть.

Упоминание о монастырях в Русской правде есть, т. е. это судебник христианской эпохи. Тем удивительнее, что единственный, и то сомнительный, след христианской идеологии – это

ПП 54. Аже который купецъ истопиться. Аже который купець, кде любо шед с чюжими кунами, истопиться, любо рать возьметь, ли огнь, то не насилити ему, ни продати его; но како начнеть от лета платити, тако же платить [но если он станет погодно выплачивать долг, то пусть так и платит], зане же пагуба от Бога есть, а не виноват есть; аже ли пропиеться или пробиеться [пробьется об заклад, проспорит], а в безумьи чюжь товар испортить, то како любо тем, чии то товар: ждуть ли ему, а своя имъ воля, продадять ли, а своя им воля.

Но Бог здесь может быть и не христианский, а судьба. И с другой стороны, очень большое сходство тона, стиля с законами XII таблиц, с той статьей (мы ее читали), где должник оставляется на волю кредиторов: они могут сделать кандалы ему любым весом, как хотят, но не больше 7 килограмм, и кормить его пожалуй тоже как хотят, но не меньше фунта полбы в день.

Карамзин:

[…] Блестящее и счастливое правление Ярослава оставило в России памятник, достойный великого монарха. Сему князю приписывают древнейшее собрание наших гражданских уставов, известное под именем Русской Правды. Еще в Олегово время россияне имели законы; но Ярослав, может быть, отменил некоторые, исправил другие и первый издал законы письменные на языке славянском. Они, конечно, были государственными или общими, хотя древние списки их сохранились единственно в Новегороде и заключают в себе некоторые особенные или местные учреждения. Сей остаток древности, подобный двенадцати доскам Рима, есть верное зерцало тогдашнего гражданского состояния России и драгоценевидля истории […][382].

Карамзин отмечает отмену кровной мести детьми Ярослава. Он ведет рабство от военнопленных. Подчеркивает, что жена и дети были собственностью мужа и потому вместе с ним отдавались на поток и разграбление. Он трезво считает, что реально эта формула означала отдание семьи с имуществом на волю государя.

Карамзин отмечает черты сходства с западными Правдами.

[…Р]оссияне получили свои гражданские уставы от скандинавов. Желая утвердить семейственные связи, нужные для безопасности личной в новых обществах, все народы германские давали родственникам убитого право лишить жизни убийцу или взять с него деньги, определяя разные пени или виры (Wergeld) по гражданскому состоянию убитых […] Как древние немецкие, так и Ярославовы законы определяли особенную пеню за всякое действие насилия (причем больше за удар мечом в ножнах, чашей, кулаком, чем за ранение: вынутый меч предполагал честную дуэль, удар чем попало мог быть внезапным).

Не как в древних саксонских законах, коневый вор карается особенно жестоко, но всё-таки не смертью.

«Кто, не спросив у хозяина, сядет на чужого коня, тот платит в наказание 3 гривны» – то есть всю цену лошади. Сей закон слово в слово есть повторение древнего ютландского и еще более доказывает, что гражданские уставы норманов были основанием российских.


Еще от автора Владимир Вениаминович Бибихин
Сборник статей

Статьи В. Бибихина, размещенные на сайте http://www.bibikhin.ru. Читателю надо иметь ввиду, что перед ним - не авторский сборник и не сборник статей, подобранных под ту или иную концепцию. Статьи объедены в чисто технических целях, ради удобства читателя.


Новый ренессанс

В книге проверяется предположение, что наше время можно считать небывалым сдвигом и порогом непредставимой исторической эпохи. Прослеживаются ступени решающего восстания против исторической судьбы в раннем итальянском Ренессансе. Критически оцениваются его типичные характеристики, рассматриваются определяющие фигуры Данте, Петрарки, Леонардо да Винчи, Макиавелли, Гвиччардини. В сравнении новых этических подходов с ренессансной поэтической философией выявляются общие черты возрождения как исторического начала.


Сергей Сергеевич Аверинцев

Верстка моих старых записей с рассказами и разговорами Алексея Федоровича Лосева заканчивалась, когда пришло известие о кончине Сергея Сергеевича Аверинцева. Говорить об одном, не вспоминая о другом, стало невозможно. Поэтому, а не по какому-нибудь замыслу, эти два ряда записей оказались рядом, связанные между собой толь­ко тем, что оба созданы захваченностью перед лицом удивительных явлений, в конечном счете явлений Бога через человека, и уверен­ностью, что в нашей жизни надо следовать за звездами.Не бывало, чтобы где-то был Аверинцев и это был не праздник или событие.


Алексей Федорович Лосев. Записи бесед

«Скажу по секрету, я христианин. Для меня величайшее достижение в смысле христианского подвига — исихазм… Как-то в жизни должно быть всё по-другому…Меня привлекает идеал άπλωσις, опрощения; всё настоящее, мне кажется, настолько просто, что как бы и нет ничего. В том же смысле я понимаю и θέωσις, обожение. Человек становится как бы Богом, только не по существу, что было бы кощунством, а по благодати. В опрощении, в обожении происходит возвышение веры над разумом. Ничего рассудочного не остается. И даже о самом Боге человек перестает думать.


Узнай себя

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Философия и религия

Введите сюда краткую аннотацию.


Рекомендуем почитать
Семнадцать «или» и другие эссе

Лешек Колаковский (1927-2009) философ, историк философии, занимающийся также философией культуры и религии и историей идеи. Профессор Варшавского университета, уволенный в 1968 г. и принужденный к эмиграции. Преподавал в McGill University в Монреале, в University of California в Беркли, в Йельском университете в Нью-Хевен, в Чикагском университете. С 1970 года живет и работает в Оксфорде. Является членом нескольких европейских и американских академий и лауреатом многочисленных премий (Friedenpreis des Deutschen Buchhandels, Praemium Erasmianum, Jefferson Award, премии Польского ПЕН-клуба, Prix Tocqueville). В книгу вошли его работы литературного характера: цикл эссе на библейские темы "Семнадцать "или"", эссе "О справедливости", "О терпимости" и др.


Смертию смерть поправ

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Авантюра времени

«Что такое событие?» — этот вопрос не так прост, каким кажется. Событие есть то, что «случается», что нельзя спланировать, предсказать, заранее оценить; то, что не укладывается в голову, застает врасплох, сколько ни готовься к нему. Событие является своего рода революцией, разрывающей историю, будь то история страны, история частной жизни или же история смысла. Событие не есть «что-то» определенное, оно не укладывается в категории времени, места, возможности, и тем важнее понять, что же это такое. Тема «события» становится одной из центральных тем в континентальной философии XX–XXI века, века, столь богатого событиями. Книга «Авантюра времени» одного из ведущих современных французских философов-феноменологов Клода Романо — своеобразное введение в его философию, которую сам автор называет «феноменологией события».


История животных

В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.


Бессилие добра и другие парадоксы этики

Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн  Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.


Самопознание эстетики

Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.