Введение в философию - [75]

Шрифт
Интервал

Подведем итоги. Ни естественная, ни историческая телеология не имеют за собой достоинства научной теории; со времени прекращения геоцентрического и антропоцентрического миросозерцания никакая серьезная философия не может более предаваться самообману относительно этого. Все доказательства, желающие принудить рассудок признать в мировом порядке произведение духа, действующего по понятным нам намерениям, остаются бесконечно далеко позади задачи научного доказательства.

Что несмотря на это, в течение такого долгого времени склоняло мысли назад по этому направлению, так это прежде всего абсолютная беспомощность, в которую была поставлена натурфилососфия вопросом о первом происхождении живых существ. Чтобы случай мог когда-нибудь именно так скучить атомы, это оставалось все-таки невероятным. А таким образом оставалось, по-видимому, лишь первое средство выхода.

Правда, для естествоиспытателя этим не выигрывалось все-таки ровно ничего. Средство это никогда не имело достоинства удовлетворительного объяснения или хотя бы лишь пригодной к употреблению гипотезы. Объяснить какое-нибудь явление в смысле естествознания значит показать его как закономерное действие известных сил. Разум, конечно, есть знакомый деятель, именно в том виде, в каком он является в человеке и животных. Но, как космический деятель, он вовсе не известен. Поэтому естествоиспытатель, которому говорят: растения и животные созданы первоначально разумом, – тотчас же ответит: в таком случае покажите мне природу и образ действия этого разума, покажите мне, где, когда и, главным образом, как создал он органические существа. Если вы не в состоянии сделать этого и не выходите за пределы общей фразы: в порядке мира принимал участие дух, – тогда мне от этого ничуть не легче. Такая допущенная для однократного действия сила, о природе и образе деятельности которой неизвестно более ничего, есть vis occulta в самом настоящем смысле слова. На мой взгляд, поэтому решительно все равно, отвечаете ли вы на вопрос о происхождении живых существ, будто их создал дух, но что мы не знаем, каким образом, и не знаем также ничего более о его сущности, или же вы говорите, что мы не знаем, как они возникли.

И вы говорите, – так мог бы он прибавить, – что слепые силы природы не могут образовать живого существа; но ведь я ежедневно вижу, что они делают это. Я кладу в землю зерно, и из него вырастает стебель; курица сносит яйцо, и после нескольких недель высиживания из него вылупляется цыпленок. Правда, я не могу представить вам в частностях все те силы и действия, которые участвуют при этом; однако я вижу, как мне кажется, хоть то, что тут не участвуют ни размышление, ни какая-либо другая духовная деятельность, – ни при образовании зерна, или яйца и зародыша, ни при высиживании и росте. Если слепые силы теперь могут превращать данное вещество в живое семя и из него производить в свою очередь живое существо, то почему они не могли сделать это первоначально? А если тогда нужно было содействие разума, то почему не нужно его и теперь? В таком случае вы непременно должны сказать и здесь: мы не можем понять роста цыпленка в яйце; следовательно, необходимо допустить существование какого-нибудь разума, – духа, который каждый день во всех тысячах яиц и зародышей, производимых ежедневно, так соединял бы части вещества, намеренно распределяя их, что происходило бы живое создание. А тогда будет еще необходимо, чтобы этот же самый дух вызывал и движения частей в живом теле, так как от слепых сил нельзя ожидать такого воздействия, умственные же силы самих существ, очевидно, не служат здесь причиной: ведь что понимает только что вылупившийся цыпленок о мускулах, нервах и пищеварении? Да много ли понимает в этом даже физиолог?

4. Теория развития

В наше время с распространением нового биологического воззрения начинается новая эпоха в трактовании проблемы; теория развития открывает выход из вышеуказанной дилеммы. Она придает естественному или самопроизвольному возникновению живых существ такой вид, в каком оно может быть представлено. Она, как известно, предполагает, что животные и растения произошли из неорганической материи не вдруг, в один прекрасный день, готовыми, в той форме, в которой мы их видим теперь, а смотрит на них как на результат долгого образовательного процесса. Развиваются не только индивидуумы, но и виды; из одной или немногих первичных форм простейшей структуры при совокупном действии внешних и внутренних причин возникли мало-помалу разнообразные и сложные образования. Поскольку это воззрение в состоянии привести длинный ряд фактов, указывающих на этот процесс, оно является первой гипотезой, отвечающей формальным требованиям научного объяснения. Прежнее средство выхода, выводившее виды животных и растений из действия извне формирующего разума, этим окончательно устраняется, как естественно-историческая теория, – устраняется не путем опровержения, а как устраняется всякая отжившая теория: наличностью законной преемницы – лучшей теории.

Первый предпринял научное проведение этого способа воззрения французский биолог


Рекомендуем почитать
Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1

После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.


Событие. Философское путешествие по концепту

Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.


Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории

Вл. Соловьев оставил нам много замечательных книг. До 1917 года дважды выходило Собрание его сочинений в десяти томах. Представить такое литературное наследство в одном томе – задача непростая. Поэтому основополагающей стала идея отразить творческую эволюцию философа.Настоящее издание содержит работы, тематически весьма разнообразные и написанные на протяжении двадцати шести лет – от магистерской диссертации «Кризис западной философии» (1847) до знаменитых «Трех разговоров», которые он закончил за несколько месяцев до смерти.


Основная идея феноменологии Гуссерля: интенциональность

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Японская художественная традиция

Книга приближает читателя к более глубокому восприятию эстетических ценностей Японии. В ней идет речь о своеобразии японской культуры как целостной системы, о влиянии буддизма дзэн и древнекитайских учений на художественное мышление японцев, о национальной эстетической традиции, сохранившей громадное значение и в наши дни.


Беседы и размышления

Датский религиозный мыслитель Сёрен Кьеркегор (1813–1855) – одна из ярчайших фигур в истории философии. Парадоксальный, дерзкий, ироничный полемист и философ и вместе с тем пламенный и страстный проповедник, одинокий и бескомпромиссный, Кьеркегор оказал огромное влияние на весь XX век. Работы С. Кьеркегора, представленные в данной книге, посвящены практике христианской жизни. Обращаясь к различным местам Священного Писания, С. Кьеркегор раскрывает их экзистенциальный смысл, показывая, что значит быть «исполнителями слова, а не только слушателями, обманывающими самих себя» (Иак.