Введение в философию - [77]

Шрифт
Интервал

Таким образом может, следовательно, произойти совершенствование в смысле имманентной целесообразности, постепенное развитие, без того, чтобы для объяснения его нужно было прибегать к извне вмешивающемуся разуму. А вместе с совершенствованием происходит в то же время и дифференцирование типов. Благодаря расщеплению на разнородные типы с различными потребностями и различной организацией, повышается возможный в каждое время максимум жизни; рядом друг с другом находит место большее число индивудуумов различных видов, чем одного и того же вида, так как они вмещаются в свободные места с большим сбережением пространства. Дарвин показывает, как этот закон действует в мире растений. Отклонения от средней формы соответственно жизненным условиям является сохраняющей и потому видообразовательной выгодой. С этим стоит в связи исчезание средних форм; крайности стоят не в столь резкой конкуренции. Также и здесь достигается мало-помалу состояние равновесия, при котором сохраняется возможный при данной совокупности жизненных условий максимум жизни.

Рядом с началом естественного подбора, выставляемым Дарвином на первый план, он признает, впрочем, и другие начала, в качестве содействующих первому; так принцип, на который Ламарк смотрит как на главную причину отклонений: изменения в отношениях земной поверхности; изменяя жизненные условия, они принуждают к изменениям в функции, а измененное употребление органов ведет, наконец, к изменениям в организации. В том же смысле действуют переселения, к которым дает толчок борьба за существование, понуждая к распространению. Вторым, совместно действующим при образовании видов началом Дарвин называет принцип соотносительных изменений. Организм представляет собой единое существо, которое ни в одном пункте не может быть изменено без того, чтобы не сделались необходимыми компенсирующие изменения в других частях. Подобно тому как в треугольнике нельзя изменить ни одной стороны или угла, не изменяя других сторон и углов, так в организме ни одна часть не может быть изменена независимо от других частей. Усиление, например, какой-нибудь одной части скелета делает необходимыми соответствующие изменения других частей, хотя бы уже для того, чтобы восстановить внешнее равновесие. Конечно, сплошь и рядом здесь имеют место такие отношения, необходимость которых нам совсем не ясна; так, например, отношение между развитием половых органов и одновременными другими изменениями в общем строе и внешнем виде.

Таковы были бы предполагаемые новой теорией начала изменения. Разрешается ли этим проблема возникновения видов?

Прежде всего здесь надо указать на одно обстоятельство, на которое, по-видимому, не всегда обращается достаточно внимания; первое предположение всякого развития, без которого указанные выше принципы не имели бы решительно никакой опоры для деятельности, есть, конечно, воля к жизни, воля к борьбе за существование во всех существах, участвующих в развитии. Они не пассивно подвергаются развитию, они не втискиваются в новую форму извне, механически действующими причинами, подобно булыжникам в ручье. Скорее их собственная внутренняя активность есть абсолютное условие деятельности естественного подбора. Борьба за существование не налагается на них извне, а есть их собственная воля, и без этой воли, воли к сохранению и проявлению своей собственной жизни и к произведению и сохранению потомства, не могло бы конечно вовсе быть и речи о борьбе за существование. И притом эта воля к жизни есть абсолютно первоначальное предположение; она не может быть выведена в свою очередь из естественного подбора; ибо в таком случае надо было бы допустить, что сначала возникли органические образования, в которых ее еще не существовало, которые безразлично относились к сохранению собственной жизни и жизни вида, но что уже потом, благодаря случайной вариации, возникли также и индивидуумы с первыми зачатками таких влечений и стали благодаря этому способны вытеснить других, не обладавших еще таким влечением к питанию и размножению.

У некоторых дарвинистов заметна склонность просматривать это. Любимейшей схемой естественного подбора служит схема чисто механического выбора, как она является, например, в приспособлении некоторых насекомых к их почве питания, в окраске, форме и рисунке (так наз. mimicry). Насекомые претерпевают здесь преобразование видового типа чисто пассивно; наиболее резко выделяющиеся между ними всякий раз выклевываются, и таким образом остаются в конце концов одни только одноцветные. Подобным же образом будто бы жуки на Мадейре утратили свои крылья: «жук, наименее летавший – потому ли, что крылья его были наименее развиты, или потому что он был самым ленивым – имел наибольшие шансы пережить других, так как его не сдувало в море, в то время как те жуки, которые очень охотно летали, первые попадали в море и погибали» (Происхождение видов, нем. изд. стр. 161). Так как здесь едва ли может быть речь о стремлении избегать опасности посредством смирного сидения, то превращение видового типа произошло здесь путем чисто пассивно испытываемого искоренения. Но это, очевидно, лишь одна, также встречающаяся, форма естественного подбора: здесь борьба за существование есть чистая метафора. Таковой она бывает не везде; напротив, как общее правило, предположением сохранения служит стремление к сохранению, в соревновании ли с конкурентами или без него. Тем, которые просматривают это, можно напомнить слова Гете, не имевшие, конечно, первоначально в виду именно их:


Рекомендуем почитать
Концептуальные революции в науке

"В настоящее время большая часть философов-аналитиков привыкла отделять в своих книгах рассуждения о морали от мыслей о науке. Это, конечно, затрудняет понимание того факта, что в самом центре и этики и философии науки лежит общая проблема-проблема оценки. Поведение человека может рассматриваться как приемлемое или неприемлемое, успешное или ошибочное, оно может получить одобрение или подвергнуться осуждению. То же самое относится и к идеям человека, к его теориям и объяснениям. И это не просто игра слов.


Семнадцать «или» и другие эссе

Лешек Колаковский (1927-2009) философ, историк философии, занимающийся также философией культуры и религии и историей идеи. Профессор Варшавского университета, уволенный в 1968 г. и принужденный к эмиграции. Преподавал в McGill University в Монреале, в University of California в Беркли, в Йельском университете в Нью-Хевен, в Чикагском университете. С 1970 года живет и работает в Оксфорде. Является членом нескольких европейских и американских академий и лауреатом многочисленных премий (Friedenpreis des Deutschen Buchhandels, Praemium Erasmianum, Jefferson Award, премии Польского ПЕН-клуба, Prix Tocqueville). В книгу вошли его работы литературного характера: цикл эссе на библейские темы "Семнадцать "или"", эссе "О справедливости", "О терпимости" и др.


История западного мышления

Эта книга — сжатая история западного мировоззрения от древних греков до постмодернистов. Эволюция западной мысли обладает динамикой, объемностью и красотой, присущими разве только эпической драме: античная Греция, Эллинистический период и императорский Рим, иудаизм и взлет христианства, католическая церковь и Средневековье, Возрождение, Реформация, Научная революция, Просвещение, романтизм и так далее — вплоть до нашего времени. Каждый век должен заново запоминать свою историю. Каждое поколение должно вновь изучать и продумывать те идеи, которые сформировало его миропонимание. Для учащихся старших классов лицеев, гимназий, студентов гуманитарных факультетов, а также для читателей, интересующихся интеллектуальной и духовной историей цивилизации.


Полемика Хабермаса и Фуко и идея критической социальной теории

Занятно и поучительно прослеживать причудливые пути формирования идей, особенно если последние тебе самому небезразличны. Обнаруживая, что “авантажные” идеи складываются из подхваченных фраз, из предвзятой критики и ответной запальчивости — чуть ли не из сцепления недоразумений, — приближаешься к правильному восприятию вещей. Подобный “генеалогический” опыт полезен еще и тем, что позволяет сообразовать собственную трактовку интересующего предмета с его пониманием, развитым первопроходцами и бытующим в кругу признанных специалистов.


Онтология трансгрессии. Г. В. Ф. Гегель и Ф. Ницше у истоков новой философской парадигмы (из истории метафизических учений)

Монография посвящена исследованию становления онтологической парадигмы трансгрессии в истории европейской и русской философии. Основное внимание в книге сосредоточено на учениях Г. В. Ф. Гегеля и Ф. Ницше как на основных источниках формирования нового типа философского мышления.Монография адресована философам, аспирантам, студентам и всем интересующимся проблемами современной онтологии.


От знания – к творчеству. Как гуманитарные науки могут изменять мир

М.Н. Эпштейн – известный филолог и философ, профессор теории культуры (университет Эмори, США). Эта книга – итог его многолетней междисциплинарной работы, в том числе как руководителя Центра гуманитарных инноваций (Даремский университет, Великобритания). Задача книги – наметить выход из кризиса гуманитарных наук, преодолеть их изоляцию в современном обществе, интегрировать в духовное и научно-техническое развитие человечества. В книге рассматриваются пути гуманитарного изобретательства, научного воображения, творческих инноваций.


Беседы и размышления

Датский религиозный мыслитель Сёрен Кьеркегор (1813–1855) – одна из ярчайших фигур в истории философии. Парадоксальный, дерзкий, ироничный полемист и философ и вместе с тем пламенный и страстный проповедник, одинокий и бескомпромиссный, Кьеркегор оказал огромное влияние на весь XX век. Работы С. Кьеркегора, представленные в данной книге, посвящены практике христианской жизни. Обращаясь к различным местам Священного Писания, С. Кьеркегор раскрывает их экзистенциальный смысл, показывая, что значит быть «исполнителями слова, а не только слушателями, обманывающими самих себя» (Иак.