Введение в философию - [48]

Фехнер живет в этой мысли. Все в новых и новых оборотах вызывает он своих современников восстать наконец от сна и посмотреть на вещи ясными глазами: разве не живет земля действительно совокупно-общей жизнью? Разве все ее части, жидкое содержимое и твердая кора, океан и воздушная атмосфера не сомкнуты в одно великое целое, которое во всех своих частях движется разнообразно и все же гармонично? Прилив и отлив, день и ночь, лето и зима – разве это не жизненные ритмы, подобные тем, которые переживает единичная жизнь, – или, скорее, разве животные и растения с их малыми ритмическими явлениями жизни не принимают участия в великой жизни земли? в их сне и бодрствовании, цветении и увядании, в возникновении и прехождении не отражается разве жизнь земли? Ведь земля есть не просто лишь точка опоры, на которой живые существа – подобно зернам на току – встречаются случайно, а она есть материнское лоно, из которого они возникают. Животный и растительный мир – продукты земли; они остаются членами и органами ее жизни, так же, как клетки остаются членами и органами тела. Геолог конструирует историю земли, руководствуясь следами органических существ, производимых ею в каждую отдельную эпоху; географ описывает землю при помощи характернейших жизненных форм каждой зоны; они определяют собой впечатление, производимое ею на душу, и в немалой степени также и ее форму; их жизнь есть частичный процесс совокупно-общей жизни; материя течет постоянным током через органические тела. Каким образом существо, производящее все живущие и одушевленные существа и лелеющее их в себе как части своей жизни, – как может такое существо само не быть живым и одушевленным?

Конечно, на чувство, которое не открыто для живой деятельности вещей, такого рода соображения не произведут большого впечатления. Оно скажет: покажи мне мозг и нервы земли, тогда я поверю и в ее душу. Итак, если бы земное тело кроме мозгов всех животных имело еще особый мозг про себя, и глаза, и уши, и сердце, и желудок, и руки, и ноги, и кожу, и волосы, тогда ты действительно счел бы его за одушевленное существо? Но посмотри, какой нелепой вещью была бы земля в этом виде: животному нужны рот и желудок, но земле, как целому, они не нужны, ибо она не имеет надобности принимать в себя вещества извне; животное нуждается в глазах и ушах, чтобы охотиться за добычей и увертываться от преследователя, но земля не преследует и не бывает преследуема; животному нужны мозг и нервы, чтобы применять свои движения к окружающей среде, земля же находит свой путь через вселенную без такой помощи.

Но, скажешь ты, ее движение обусловлено ведь очевидно чисто физически, в однообразном круговороте она следует закону тяжести. А что лучшее могла бы она сделать, какое движение было бы целесообразнее для приобретения того, что ей нужно, т. е. света и теплоты в различной мере и ритмической смене, которые ей требуются для того, чтобы развивать свою своеобразную жизнь и достигать зрелости? Или она должна была бы, подобно животному, двигаться то туда, то сюда, а в промежутках между этим лежать неподвижной? Итак, не предписывай же ей того, что противно ее природе и ее космическому положению. Для нее достаточно ведь и разнообразно преломляемого движения на ее поверхности: движения в воздухе и воде, в животных и растительных телах. Свои же отношения к внешнему миру она урегулировала наилучшим и самым целесообразным образом. Или, может быть, закономерность движения, как таковая, исключает допущение, что так движущееся есть носитель явлений сознания? Ну, в таком случае, для наших физиологов, и особенно для материалистических философов между ними, вообще не существует никаких одушевленных тел; ведь они же так упорно настаивают на том, что все жизненные явления должны быть сведены на естественно-закономерное движение мельчайших частей.

Однако я отказываюсь от дальнейшего развития этих вещей. Тот, кто пожелает предаться им, найдет у Фехнера в «Zend-Avesta» остроумное и глубокомысленное руководство. Здесь все в новых и новых оборотах земля представляется перед глазами читателя как единое существо, в котором, подобно тому как и во всяком органическом теле, множественность и единство проникают и обусловливают друг друга. «Земля есть существо, которое в своих форме и веществах, в отношениях цели и действия единообразно связано в единое целое, которое в индивидуальной своеобразности своей завершено в самом себе; существо, вращающееся в себе и относительно самостоятельно противостоящее подобным, но не одинаковым существам; существо, которое по побуждению внешнего мира и соопределенности с ним развивается из самого себя, которое из своей собственной полноты и творческой силы в неистощимом разнообразии рождает частью закономерно возвращающиеся, частью недоступные вычислению новые действия; существо, которое, проходя через внешнее принуждение, развивает игру внутренней свободы; которое – так же как наше тело – меняется в частном, но остается постоянным в целом. Или, скорее, не только лишь так же, а несказанно более; она есть вполне все то, в чем наше тело является лишь членом; она есть постоянно то, чем наше тело является лишь мимоходом; она относится к нему как целое дерево относится к отдельному стеблю, как постоянное тело к преходящему небольшому органу» (Zend-Avesta, 1,179).