Вулканы не молчат - [64]

А люди?.. Страдая от извержений, проклиная вулканы, они все-таки находят утешение в том, что нет худа без добра. В этом смысле самыми большими оригиналами оказались жители города Вестманнаэйяр, которые, пренебрегая возможностью повторного взрыва, вернулись на родной остров. Перед ними стояли две задачи: очистить город от шлака и восстановить дома и коммуникации. Нужны были очень большие средства. Вспомнив о строительных качествах вулканического шлака, городские власти дали рекламу: продается на вывоз! Шлак приобрели норвежские фирмы. Но еще остались потоки. Им тоже нашли применение. Муниципалитет Вестманнаэйяра строит отопительную систему, которая будет питаться сохранившимся внутри потоков теплом.

Дойдя до конца мыса, я обнаружил, что знакомого лежбища оттуда не видно. Зато открыл новую колонию сивучей, которая селилась на противоположной, скрытой от лагеря стороне мыса. Здесь была небольшая, серпиком врезанная в сушу бухточка. Вход в нее закрывало десятка полтора камней — обломков древней базальтовой лавы, которая когда-то образовала мыс Кудрявцева. От камней несло тем же духом, какой обдает тебя в зоопарке возле бегемотника или бассейна с белыми медведями.

Я спустился ближе к обрыву, устроив наблюдательный пункт между кустами ольховника.

Стадо отдыхало. Самая многочисленная группа разместилась на большом камне, имевшем просторную покатую площадку. Рыжие, с подпалинами секачи держались особняком. Иные, лежа на боку, время от времени почесывали себя передними ластами. Одному секачу места на общей лежанке не хватило (а может, у него была натура индивидуалиста), и он улегся на два небольших камня, сильно провиснув тушей, словно под ним был гамак.

Самки и детеныши — одинаково маленькие и темные — держались общей кучей. Мне трудно было угадать, кто в этой мелкоте сивучи-мамы, а кто их дети. Нужна была подсказка специалиста или человека, немало наблюдавшего жизнь морских зверей. Но я был один и надеялся только на то, что малыши выдадут себя сами. Все малыши одинаковы, все любят повозиться, позадирать друг дружку.

Сначала, понаблюдав за маленьким сивучом, который прилепился к покатому боку каменного лежака (и как только не свалится!), я сделал вывод, что это взрослая самка. Сколько ни смотрел, она ни разу не пошевелилась, пока к ней не подполз другой маленький сивуч и не ткнул ее мордочкой. Да и то: увидев, кто ее разбудил, сивуч-мама (или сивуч-тетя) решила, что с этого негодника спрос невелик и опять дремотно припала к теплому камню. А тот, которому не спалось и не сиделось на месте, изгибаясь червячком и оскальзываясь, полез в гущу таких же, как он, черных вертлявых зверенышей. Там он быстро нашел соперника по себе, и оба — он и его соперник, — отталкиваясь от камня передними ластами, заюлили один возле другого, щекоча друг друга острыми, как отточенные карандаши, мордочками. Так как они были абсолютно одинаковыми, я скоро перестал их различать.

Дурачась, морские львята мало-помалу оползали вниз. Закончилось это тем, чем и должно было закончиться: оба потеряли опору. Но один все же сумел упереться в какие-то бугорки или, возможно, выемки. Тело его собралось в гармошку и стало коротким. Он лежал головой вниз и не смел шевельнуться. А его дружок плашмя и тоже головою вниз быстро скользил к обрыву над водой. Ласты-крылышки были безвольно раскинуты, как руки у мальчишки, который шлепнулся на льду.

В душе я пожалел сивучонка. Он хоть и морской житель, но был еще мал, а камень, с которого он вот-вот должен был сорваться, выступал над водой сравнительно высоко.

Но и для него все обошлось благополучно. У самого обрыва он налетел на толстый, разложенный двумя лопатами хвост секача. Мгновенной задержки оказалось достаточно, чтобы неудачник успел развернуться. В этом ему помогло и чутье, которое, кроме всего прочего, подсказало бестолковому львенку, что секач не простит ему наскока на свою персону. Секач был не из крупных, даже совсем не крупный. Но все равно — куда было малышу до этой громадины весом с хорошо откормленного быка.

Покуда секач крутил неповоротливой от ожирения шеей, пытаясь выяснить, кто посмел его клюнуть, покуда раскрывал пасть и выдавливал для острастки рев, который получился у него похожим на блеянье барана, оба сивучонка ушлепали наверх по той самой крутизне, которая мгновение назад не могла дать им опоры.

А следом пришлось убираться и секачу с бараньей глоткой. Вода возле камня вдруг поднялась и шумно, как бы уходя в провал, опустилась, а над нею возникло рыжее туловище секача-гиганта. Ископаемая громадность зверя — он должен был весить не меньше тонны — могла бы вселить ужас, если бы его туша не была отлита в идеально гармоничную форму. Весь влажный, он нес на себе отблески солнца.

Ухватившись передними ластами за камень, готовясь к восхождению, сивуч напряг свинцовую шею и заревел. Короткий, троекратно повторенный рев способен был перекрыть хор пароходных гудков. И тут я подумал, что это именно тот секач, который с реактивным шумом перевел дух за кормой нашей лодки.

Стадо задвигалось. На месте остались только самки, хотя и они, очнувшись от дремоты и нервно перебирая ластами, смотрели в ту сторону, откуда исходил рев. Секачи и детеныши в полном согласии разместились по краям камня, освободив середину и весь путь, по которому самодержец, как видно, имел обыкновение взбираться на трон.