Вулканы не молчат - [37]

— А где ваши мальчики? — спросил Костя.

— Снимают сюжет, — рукой, в которой она держала сигарету, Наташа показала правее конуса. — Семен приказал отснять мертвые кусты.

— Те, что обгорели? — уточнил Костя.

— Вроде бы. Сама я их не видела. Семен откопал.

— А живые кусты снимали? Цветущий шиповник, герань, мышиный горошек, ирис?

Наташа прикурила вторую сигарету.

— Кажется, еще нет.

— Я бы советовал, — сказал Костя со всею серьезностью, на какую был способен. — А то, понимаете, что получится: зритель подумает — здесь все погибло. Тогда как это в корне неверно.

Наташа не возражала.

— Сюжет пригодится, но, боюсь, скоро нечем будет работать. Оптика летит. С этими сероводородами одну камеру уже загубили, Пришлось отправить ассистента режиссера в Москву. Повез камеру и отснятую пленку. Боже, боже, как я ему завидую!

Пришли «мальчики» — оператор и его ассистент. Оба молчаливые, давно небритые, Долгое сидение на Алаиде сотворило в их душах тот же психический надлом, что и в душе «девушки Наташи». Поздоровавшись с нами кивком головы, они стали в сторонку, будто чувствовали себя гостями, которых никто не звал.

Наташа посмотрела на них с состраданием.

— Чем же вас кормить, мальчики?

Они отнеслись к ее вопросу с таким равнодушием, словно от того, покормят их или оставят голодными, теперь уже решительно ничего не изменится.

— У вас кончились продукты? — участливо спросил Геннадий.

— До этого пока не дошло. Есть два ящика борщей, ящик тушенки. Но на чем варить? Солярка кончилась, а без нее эти мокрые палки не горят.

Носком сапога Наташа ковырнула обрубок какого-то дерева. Покрытый копотью, он одиноко валялся на холодном костре.

— Вот, пожалуйста, так называемые дрова. Сколько было бумаги — всю сожгла. И хоть бы что.

Геннадий пообещал:

— Канистру бензина мы вам подбросим. Но только завтра.

— Мальчики, у-ра, — вяло произнесла Наташа, — завтра едим горячий борщ. Сегодня уж как-нибудь… Пожуем холодной тушенки, запьем сырой водичкой и — баиньки.

— Давайте-ка сюда ваши консервы, — решительно сказал Костя. — Огонь вокруг нас, а мы добываем его первобытным способом. За мной, мальчики!

Он пошел вниз, туда, где на прибойной полосе, рядом с потоком, стоял наш «Прогресс».

Сначала «мальчики», а потом и все мы, включая Наташу, потянулись следом за ним. Спустившись к берегу, Костя взял из лодки шест, окунул его в воду и мокрым концом осторожно поковырял стенку потока. Посыпалась рыхлая порода, оставляя коричневатые столбики пыли. На месте осыпи обнажилась красная ниша. Костя сунул туда шест и он вспыхнул.

— Греет прилично, — сказал Костя удовлетворенно и потребовал нож. — Банки мы на всякий случай приоткроем, чтоб не взорвались.

Когда в крышках были прорезаны узкие щели, Костя взобрался на остывшую, но все еще теплую глыбу и, приподнявшись на цыпочки, осторожно, чтобы не вызвать новой осыпи, поставил банки в нишу.

— Ну вот — небольшой домашний каминчик. Солярки не надо и воздух чистый. И, заметьте, баночки не коптятся.

Минуты через полторы обед был готов.

— Несите чайник, — приказал Костя уныло наблюдавшим за его работой «мальчикам».

— А ведь это — сюжет! — в голосе Наташи впервые сверкнуло что-то похожее на радость. — Это обязательно надо отснять! Костя, обещайте повторить кухонный эпизод. Завтра же.

Костя посмотрел на своего начальника. Тот отозвался на его немой вопрос саркастической улыбкой.

— Нет, — сказал Костя, — завтра не смогу.

— Так давайте послезавтра.

Наташа не понимала, отчего вдруг этот веселый и такой покладистый человек отказывает ей в ничтожной услуге. А Костя стал деловитым, куда деловитей строгого начальника.

— Послезавтра тоже не смогу. Понимаете, Наташа, оказывается, надо работать. Работать, работать, работать!..

Ночь на потоке

Ниже шлакового конуса, упираясь в него закраиной, дымила воронка, которую с самолета я не видел. Другие — они были на той стороне — запомнились, наверно, потому, что стояли обособленно и были почти чистыми, а эта вплотную к конусу да к тому же была закрыта испарениями проходившего через нее главного потока.

На облака, поднимавшиеся из воронки, падали наши тени. Они то почти исчезали, то обретали такую четкость, как если бы над воронкой было натянуто ровное полотно. Облака находились в непрерывном стремительном движении. Только что они сходились, образуя бугристый снежный занос, и вот уже на том месте осталась рваная пленка, сквозь которую смутно просвечивало дно.

Оглядевшись по сторонам и не увидев рядом Геннадия — тот, подавая Нине руку, уже поднимался на конус, — Костя сказал:

— Присмотритесь хорошенько: на облаках три тени, но только вокруг своей видишь радужный нимб.

Нимба по краям моей тени не было. Николаю показалось, будто что-то такое замерцало, но потом и он признался: нету.

— Значит, пока не удостоились, — нашелся Костя.

— Что для этого надо?

Не ответив, он пошел вдоль края воронки и остановился перед дымной завесой, тянувшейся вверх ровно и плотно. От нее разило теплым сернистым удушьем.

— Желающие самоутвердиться — за мной!

Костя шагнул в ядовитую гущу. Она растворила добычу мгновенно и без единого звука. Хоть бы осыпь из-под ног или камень скатился. Безмолвие.