Второй выстрел - [104]

Очкарик бросил взгляд в пространство за нами — туда, где должна была идти Розалинда, подгоняя нас вперед. Потом снова с удивлением посмотрел на меня. Заметил «беретту» в моей руке и взвел курок, одновременно ныряя за ближайший стеллаж.

Я стояла неподвижно, как скала, между стеллажом и сейфами. Чувствовала себя так, будто на моей груди нарисована мишень. Мне придется стоять и бороться, поскольку убежать и спрятаться нет возможности. И я должна быть абсолютно беспощадной, потому что не могу позволить ему сделать второй выстрел.

Я подняла «беретту», для чего пришлось задействовать все плечо. Костыль был плотно зажат под мышкой. На этот раз я не решилась расстаться с ним, но отпустила ручку, чтобы поддержать левой рукой ослабевшую правую, упершись локтем в ребра для точности прицела. Не самая удачная позиция, но хорошо хоть такую занять получилось.

Я не стала ждать, пока тип в очках завершит свой маневр, не дала ему шанса бросить оружие, не выкрикнула предупреждения. Не пыталась целиться так, чтобы по возможности ранить его, а не убить. В большинстве случаев без оптического прицела это все равно дохлый номер. Ты стреляешь, чтобы остановить противника, и если он умирает — что ж, по крайней мере, умираешь не ты.

Из пистолета, направленного на меня, вылетело ослепительно-белое облачко, и в каком-то уголке сознания я отметила, что очкарик пусть на долю секунды, но опередил меня. Я изображала стационарную мишень, что было плохо, зато он двигался, что было уже лучше.

Пуля ушла влево, но просвистела довольно близко от моего уха — а может, это у меня просто в голове зазвенело от выстрела. Я почувствовала, как Мэтт пригнулся за моей спиной, но мне недоставало подвижности, чтобы последовать его примеру.

Как только мне удалось более-менее точно прицелиться в центр моей мишени, я быстро, без выпендрежа, нажала на курок «беретты» два раза подряд. Отдача, сволочь, лягнула меня в ладонь, промчалась вверх по руке до самого плеча. Дыхание перехватило от боли. Если я промахнулась, плакала попытка номер два.

Я не промахнулась. Очкарик внезапно перестал двигаться, осознав, что его подстрелили. Едва прошел первый шок, боль ударила быстро и жестко. Он замер, как будто, если вести себя тихо и молчать, можно было каким-то образом избежать результата.

Не получится, приятель. Поверь мне на слово…

С каким-то недоверчивым хрипом он разжал пальцы, выпустив пистолет, затем почти с нежностью приложил обе руки к животу. Шатаясь, сделал шаг назад. Тут его колени подкосились, он врезался спиной в ближайший сейф и медленно сполз по нему на пол. Так и сидел, вытянув ноги, ловя ртом воздух, уставившись в никуда.

Я не то чтобы опустила «беретту», а просто перестала прилагать усилия, чтобы держать ее на весу. Без помощи левой руки мне с трудом удавалось не выронить оружие. Рукоятка стала скользкой от пота. Вцепившись в костыль, я двинулась вперед. Мэтт следовал за мной как тень.

Когда я подошла, очкарик с трудом закатил глаза вверх. Иным способом посмотреть мне в лицо он уже не смог бы — голова вдруг стала слишком тяжелой, чтобы поднять ее. Коротко, безжизненно усмехнулся и удивленно пробормотал:

— Надо же…

Опустил руки, чтобы изучить кровь, залившую ладони, словно не мог понять, как она туда попала. Я заметила, что умудрилась всадить обе пули ему в живот. Одна из них разрезала ремень джинсов, так что кожа разошлась и поползла. Другая попала чуть ниже, и кровь из раны текла очень темная, почти черная. Возможно, из печени, невозмутимо отметила я. Без медицинской помощи ему оставалось недолго.

Пистолет моего противника упал недалеко, меньше чем в метре от его бедра. Еще одна «беретта». Он, похоже, потерял интерес к стрельбе, но я на всякий случай оттолкнула пистолет костылем за пределы досягаемости.

— Где она? — спросила я.

Лицо очкарика исказила гримаса боли.

— Вызовите мне врача.

— Скажи мне, где Элла, и будет тебе врач.

— Мне нужен врач сейчас! — Его голос звучал испуганно, но не только. Очкарик производил впечатление бывшего военного и наверняка знал достаточно об огнестрельном оружии, чтобы понимать, как серьезно его ранение. Он сглотнул, не желая умолять, но в то же время готовый и на это. — Я не чувствую ног.

— Где Элла? — непреклонно повторила я, подавляя зарождающееся сочувствие. Мне ли не знать, каково ему было сейчас.

Сзади тихо вздохнул Мэтт.

Очкарик помолчал еще несколько секунд, быстро и часто дыша, затем сдался — стрельнул глазами в глубь хранилища.

— В тире, — сказал он.

— Сколько вас здесь?

— Только я и Рейнольдс. — Он уже задыхался, но все же сделал слабую попытку улыбнуться. Получился горестный оскал. — Она сказала, этого будет достаточно. — Мне не было нужды спрашивать, кого он имеет в виду. Я выпрямилась и неуклюже перешагнула через его ноги.

— Эй, — хрипло позвал очкарик. — А как же врач?

Я посмотрела на него без всякой жалости.

— Когда мы заберем Эллу и убедимся, что с ней все в порядке, тогда и вызовем, — ответила я. — А если с ней что-то не так, ты пожалеешь, что не сдох сразу.

Он снова попытался засмеяться, но вместо этого заплакал, то и дело вздрагивая от приступов боли.