Поверьте мне, когда в вас стреляют — это чертовски больно.
Неослабевающая, рвущая боль, которая всю тебя пронизывает, не имеет ничего общего с ударом в драке или с переломом. Больно было так, что я молилась о том, чтобы потерять сознание, и тем не менее боялась темноты беспамятства больше всего на свете.
В меня попали два девятимиллиметровых патрона: один прошел через левое бедро, второй — через правую лопатку. Первая рана была довольно мучительна, но пуля аккуратно проскочила через мышцу насквозь, вроде бы не задев ничего жизненно важного. Да, я истекала кровью, и жгло невыносимо. Но при обычных обстоятельствах — если бы медицинская помощь подоспела вовремя — эта рана не угрожала бы моей жизни.
А вот второй выстрел меня беспокоил. Пуля прошла через лопатку — двенадцать граммов свинца и меди со скоростью 280 метров в секунду. Удар был такой сильный, что я рухнула на землю, а пуля изменила направление и застряла во мне бог знает где.
Казалось, все мое тело кричит от боли. Откашлявшись, я ощутила во рту вкус крови и поняла, что по меньшей мере пуля пробила мне легкое. Я очень ярко представила себе картину, как она медленно и беспорядочно движется вперед, повреждая мягкую ткань на своем пути подобно раковой опухоли.
Были и хорошие новости: я так и не потеряла сознание, мое сердце все еще билось, мозг более или менее работал. Но это не означало, что я не умру спустя некоторое время.
А надо сказать, что время было не на моей стороне.
В тот момент я лежала на животе, на дне присыпанного снегом неглубокого оврага. Кровь стекала грязной ледяной струйкой, а я пыталась решить, готова ли я умереть в этом месте или нет.
— Я знаю, что ты там! — послышался голос из-за деревьев, растущих выше по склону горы. — Я знаю, что ты слышишь меня!
Я узнала голос, более того — я узнала тон. Ненависть и вожделение. Не самая хорошая комбинация.
Это был голос Симоны, моей клиентки. Семь дней назад меня отправили в Новую Англию с четко поставленной задачей — защищать ее от любой возможной опасности. А теперь она стояла где-то в лесу с полуавтоматическим пистолетом в руках, а я лежала в овраге, не в состоянии защитить никого, даже саму себя.
Как все может измениться всего за неделю.
Лежать неподвижно было легко. Я чувствовала себя уязвимой в таком положении, но нельзя было и думать о том, чтобы повернуться. От одной мысли об этом меня бросило в холодный пот.
Холодный — самое подходящее слово. Было четыре градуса ниже нуля, и кровь вокруг открытых ран на моей лопатке и бедре понемногу начала застывать на одежде. Одну щеку обжигала ледяная земля, другую — ледяной воздух. Обоняние улавливало только запах крови, сосновых шишек и льда. Возможно, я даже плакала.
Но в моей голове осторожно шевельнулась мысль, что холод — это хорошо. Он затормозит все процессы в моем теле, кровь будет вытекать медленнее — а там недалеко и до переохлаждения. Я старалась не дрожать. Дрожь причиняла боль. Пыталась не дышать глубоко. Это тоже было больно.
Боль была невероятная. Кусающая, бурлящая вихревая масса боли держала в тисках все мое тело, но особенно бушевала в груди. Нога пульсировала, как будто в меня ритмично и часто вонзали раскаленное лезвие. Правую руку я не чувствовала совсем.
Несколько мелких камней россыпью скатились по краю оврага мне на лицо. Я приоткрыла один глаз и смотрела, как они падают в свете полной луны, которая отражалась на заледеневшей земле.
Я поняла, что надо мной нависает чья-то тень. Кто-то стоял неподалеку, над оврагом, и смотрел на меня. Человек маячил среди деревьев, слишком далеко от меня, чтобы можно было разглядеть лицо, но интуиция подсказала мне, что это не Симона. Наблюдатель был чересчур спокоен и сдержан.
Друг или враг?
Лучше предполагать второе.
Я снова закрыла глаза и притворилась мертвой. Это было не трудно.
Где-то близко, чуть выше по склону, Симона пробиралась между деревьев, всхлипывая от хлесткого удара очередной тонкой ветки. Эти звуки напоминали ворчание животного, напуганного без причины, готового убить любого в пределах доступа, просто от страха. И Симона направлялась ко мне.
Я рискнула открыть глаза еще раз. Тень исчезла, и теперь свет надо мной казался ярче. А может быть, изменилось только мое восприятие. Даже боль немного отступила, съежившись до слабой пульсации. Но каждый легкий вздох отзывался во мне болезненным желанием обо всем забыть и заснуть. Я боролась с ним всеми силами. Что-то говорило мне, что если я поддамся этой отупляющей усталости, игра будет окончена.
Мне жаль.
Это беззвучное извинение сформировалось в моем сознании быстро, как будто мне было необходимо получить последнее отпущение грехов, пока у меня оставался такой шанс. Я представила своих родителей и спросила себя, принесет ли им моя смерть такое же разочарование, как моя жизнь.
Затем я представила Шона, который когда-то был для меня всем и стал снова. Шон отправил меня сюда, не предполагая, что я буду настолько неосторожна, что погибну на этом задании. Я вдруг пожалела о том, что не сказала ему о своей любви перед отъездом.
Свет засиял сильнее и стал мерцать. Мне потребовалась секунда, чтобы осознать, что с моим зрением все в порядке — кто-то с фонарем в руке приближался рывками по ледяному склону. Затем я услышала голоса. Громкие и такие резкие, что мне не удавалось разобрать слова.
