Второй удар гонга. Врата судьбы - [110]

— Ну, это было слишком давно, — заметила миссис Бересфорд. — В сороковых годах.

— А это было интересно или вы больше боялись?

— Думаю, и то и другое, хотя, честно говоря, больше боялась, — призналась Таппенс.

— Честно сказать, я тоже так думал. Только странно, что когда вы сюда переехали, тоже попали в историю. Это же про этого моряка, правильно? То есть я хочу сказать, что он называл себя Коммандером, но не был им. Он был немцем. Так, по крайней мере, говорит Кларенс, ага.

— Да, что-то вроде этого, — согласилась Таппенс.

— Так, может, вы из-за этого сюда приехали? Потому что, знаете ли, у нас здесь кое-что случилось — хоть и очень-очень давно, — но надо же согласиться, что случилось. Он был офицером-подводником и продавал чертежи подлодок. Тока имейте в виду, все это я услыхал от других людей.

— Я понимаю, — сказала Таппенс. — Да. Но мы приехали сюда вовсе не из-за этого. Мы приехали сюда потому, что нам нравится этот дом. Я тоже слышала всякие слухи — правда, так и не поняла, что же произошло в действительности…

— Я как-нибудь вам расскажу. Правда, никогда не знаешь, что верно, а что нет, так что некоторые вещи могут быть неправильными.

— А как твоему другу Кларенсу удалось так много об этом узнать?

— Он услышал это от Мика, ага. Мик какое-то время жил наверху, там, где раньше жил кузнец. Самого кузнеца уже давно нет, но люди продолжают разговаривать. Ну, и потом, наш дядя, Исаак, он тоже много чего знал, ага. А иногда кое-что рассказывал нам.

— То есть он много чего знал об это деле? — уточнила Таппенс.

— Ну да. Поэтому-то, когда несколько дней назад ему заехали по голове, я и подумал, а не связано ли это с тем делом. Может, он знал чуть больше, чем надо, и выложил это все вам? Поэтому-то они его и прибили… Они сейчас так всегда поступают. Просто прибивают людей, знаете ли, тех, кто слишком много о чем-то знает. О том, что может столкнуть их с полицией и так далее.

— И ты думаешь, что твой дядя Исаак… ты считаешь, что он многое об этом знал?

— Думаю, что ему что-то рассказывали, ага. Он много чего слышал то тут, то там. Вот говорил он об этом немного, но все ж таки иногда кое-что рассказывал. По вечерам, ага, после того, как выкурит трубку или услышит мои разговоры с Кларри или с моим вторым дружком, Томом Гиллинхэмом. Тот тоже хотел что-нибудь узнать, и дядюшка Иззи рассказывал нам о том о сем и обо всем. Конечно, мы не могли знать, выдумывает он или нет. Но я думаю, что ему удавалось находить кое-какие вещи, а про другие он знал, где они находятся. И он еще говорил, ага, что если другие люди об этом узнают, то может получиться кое-что интересненькое.

— Правда? — переспросила Таппенс. — Думаю, что для нас это тоже может быть очень интересно. Ты должен постараться и вспомнить, что и когда он говорил, потому что, видишь ли, это может помочь найти его убийцу. Потому что его убили. Ты ведь не считаешь это несчастным случаем, а?

— Сначала мы так подумали. Знаете ли, у него было что-то с сердцем или что-то в этом роде, и он часто падал, или у него кружилась голова, или начинались приступы. Но теперь — я же был на расследовании, ага — кажется, что это было намеренное убийство.

— Да, — согласилась Таппенс. — Я тоже думаю, что это было сделано намеренно.

— А вы не знаете почему? — спросил Генри.

Какое-то время миссис Бересфорд смотрела на мальчика. Ей почудилось, что на какой-то момент она и Генри оказались полицейскими собаками, идущими по одному и тому же следу.

— Я думаю, что это было сделано намеренно, — повторила она. — И я думаю, что ты, как его родственник, и я тоже, мы хотели бы узнать, кто совершил такую злую и жестокую вещь. Но, может быть, ты это уже знаешь, Генри? Или у тебя есть по этому поводу какие-то соображения?

— Нет у меня никаких идей, — ответил мальчуган. — Кругом одни слухи. Правда, я знаю людей, о которых дядюшка Иззи говорил, что у них против него что-то есть, потому как он слишком много знает о них и о том, что им известно, и о том, что здесь происходило, ага. Но это те люди, которые уже давно померли, так что никто ничего толком не знает или не помнит.

— Что ж, — сказала Таппенс. — Я думаю, придется тебе помочь нам, Генри.

— Вы хотите сказать, что вроде как примете меня к себе? Чтобы я помог вам в этих ваших розысках?

— Да, — подтвердила Таппенс. — Только если ты будешь держать язык за зубами по поводу своих находок. То есть об этом надо рассказывать мне, но не своим друзьям, потому что иначе об этих вещах узнают все кому не лень.

— Понимаю. И тогда об этом услышат убийцы и придут за вами и мистером Бересфордом, правильно?

— Вполне возможно, — согласилась Таппенс. — А мне этого не хотелось бы.

— Ну, это-то понятно, — сказал Генри. — Знаете что, если я что-то найду или услышу, то приду сюда, как будто хочу немного подработать. Как вам такой вариант? Тогда я смогу рассказать вам все, что знаю, и никто нас не услышит. Но сейчас я просто ничего не знаю. Однако у меня есть друзья. — Мальчуган неожиданно выпрямился и напустил на себя вид, который наверняка подсмотрел по телевизору. — И я много чего знаю. А люди об этом не догадываются. Они не в курсе, что я умею слушать, и не думают, что я могу что-то запомнить, но кое-что я все-таки знаю, ага. Они сначала говорят, а потом начинают думать, кто еще мог это услышать, так что если вести себя тихо, ага, то можно много чего разузнать. А я думаю, что все это очень важно, правильно?