Второй Шанс - [48]

Точки кипения шоу достигло, когда начались дебаты между приглашенными, хотя разобраться, кто что хотел сказать, мне не удалось. Никто никого не слушал, никто не смог довести свою мысль до конца, потому что желавшие высказаться даже не пытались соблюсти очередность. Кажется все, кроме ведущего, наиболее эффективным способом отстоять свое мнение единодушно признали крик. Я как будто побывал в зоомагазине, населенном очень шумными обитателями. Все друг друга перебивали, лезли со своими замечаниями не к месту и орали с завидным упорством. Буквально через десять минут таких дискуссий я потерял нить обсуждения и даже не мог толком вспомнить, кто какую позицию изначально отстаивал.

Мне это надоело и я выключил видео. Я редко смотрю ток-шоу, но при просмотре регулярно сталкиваюсь именно с этой проблемой. Интересно, это гостей в студию приглашают таких несдержанных и неадекватных? Или же такова тенденция современной журналистики — дать людям возможность драть глотки сколько заблагорассудится?

Ближе к вечеру позвонил Гольцев и предложил ничего не планировать на первую половину дня, так как Второй канал наконец созрел для лекции о зарождении тюрем.

Утром я вместе с операторами двинулся в сторону одного из административных зданий. Меня разбирало любопытство — какие такие особенные декорации подготовили к съемкам? В чем-то Гольцев оказался прав — в их деятельности были положительные аспекты. Например, у меня теперь заключение проходило гораздо разнообразнее, чем раньше. В глубине души я чувствовал себя голливудским актером и, как оказалось, зря. Мог бы и догадаться, что современные технологии сводят работу с декорациями до минимума. Меня ожидала пустая комната с однотонным экраном. Внутри уже ждали Шевченко и Гольцев.

— Доброе утро. Это и есть тот самый павильон? Строителям непросто было создать такие внушительные декорации.

— Не иронизируй, — ответил Гольцев. — Потом все смонтируем и зрители увидят совсем другую картинку. Не хватало еще создавать здесь копию камеры прошлой эпохи. Хотя, в этом был бы своего рода воспитательный эффект. Вот увидел бы ты своими глазами, в каких условиях сидели люди в тюрьме в середине девятнадцатого века и понял, что сейчас у тебя не заключение, а шикарный курорт. Ладно, давай начинать.

Вести лекцию оказалось нетрудно. Я не помнил ее наизусть, но в этом не было необходимости — рядом с камерой оператора стоял монитор, на котором отображался мой текст. Чуть сложнее обстояло дело с виртуальными декорациями. Мне с самого начала объяснили, где и что будет находиться после монтажа, но я поначалу терялся, когда приходилось указывать рукой на пустое место и рассказывать о том, чего не видишь.

Но настоящей целью всей этой лекции была, разумеется, реклама. Мой рассказ пестрел отступлениями о непревзойденных товарах и услугах, которые предоставляют наши спонсоры. Работали мы в течение двух часов, а после монтажа останется ролик минут на пятнадцать-двадцать, который на добрую половину будет состоять из рекламы. После окончания съемок я двинулся на прогулку. Во дворе я увидел, что компания наша наконец-то воссоединилась. Серегу выпустили из карцера и все ждали только меня.

— Привет, шоумен, — поздоровался Стас. — Ты чего опаздываешь?

Я рассказал о съемках, а потом поинтересовался у Сереги, не отказался ли он от идеи победить в будущем проекте.

— Ну вот, еще чего, — буркнул он. — Не для того я в саркофаге отсидел, чтобы теперь бросить все на полпути.

— А соседа, с которым ты подрался, тоже уже выпустили?

— Жеку? Да, но почти тут же и посадили. Он, наверное, еще не остыл, потому что буквально через час после освобождения снова ввязался в драку.

— Там не совсем так было дело, — отрицательно покачал головой Стас. — После того как ты набил морду Дыму, «блатные» избрали другую тактику. Зачем человека запугивать, если можно его спровоцировать на нарушение режима. А там, глядишь, он оттуда не выберется до конца кастинга. Жеку просто оскорбил один зэк, которому попасть на проект точно не светит, ну а за потасовку загребли обоих.

— А что, Жеку уже точно хотят взять на шоу, что его решили подставить?

— Нет, но у «авторитетов» какие-то свои планы на освобождение конкретных людей. Они их, понятное дело, всенародно не обсуждают, — ответил Стас.

Мысли у нас у всех неизменно витали вокруг «Второго Шанса». Героическим усилием воли Серега попытался перевести беседу на излюбленную раньше тему — спорт, но разговор не клеился. Время от времени все равно проскальзывала реплика по поводу съемок. Единственным положительным эффектом от спортивной тематики разговора было то, что мы со Стасом договорились пойти завтра в спортзал. На том прогулка и закончилась.

После обеда я сидел в своей камере и читал. Мое изучение иностранных языков продвигалось успешно и ничто не могло меня полностью отвлечь от этого занятия. Теперь пришло время читать английскую классику в оригинале. Конечно, далеко не любое произведение я мог понять, ведь язык изменился со временем. Если литература девятнадцатого века давалась достаточно легко, то ныряя вглубь веков, я зачастую был не в силах разобраться в хитросплетении древней грамматики и ушедших в прошлое забытых слов. В круговороте событий у меня как-то выветрилось из головы, что я по-прежнему осужден на смертную казнь. Потихоньку я привык скрываться за масками — сначала блоггера, а теперь еще и ведущего телешоу. Я даже перестал вспоминать о том, что приговор мой, из-за которого я и развил такую бурную деятельность, все еще не отменен. От палача за маской не скрыться. Подумав так, я набрал номер адвоката.