Второй шанс для Кристины. Миру наплевать, выживешь ты или умрешь. Все зависит от тебя - [13]

Шрифт
Интервал

Я знала, что должно произойти. Хоть я и не все понимала, но все же знала: сейчас полицейский ее ударит. Как он там сказал? «Или ты, или твоя дочь…» Это я виновата в том, что мы там оказались, и это из-за меня ей пришлось пойти с полицейским. «Господи, пожалуйста, пожалуйста! Пусть, когда я вырасту, я стану большой и сильной! Тогда я смогу дать отпор плохим людям вроде полицейских, чтобы они не делали больно тем, кого я люблю». Тут заплакал Патрик, и я принялась его убаюкивать. Мне хотелось, чтобы он затих – тогда и мама не будет волноваться. Мне хотелось, чтобы она знала: я смогу позаботиться о нем, даже когда ее нет рядом. Понимал ли Патрик, что происходит? Чувствовал ли он мою тревогу и мамину боль? Я изо всех сил думала: «Я люблю тебя, братишка, и никому не дам тебя в обиду! Обещаю…»

Не знаю, сколько мы прождали маму. Патрик заснул, а я сидела на холодном бетонном полу, прислонившись спиной к стене. Помню, как затекла ягодица и нога, но я боялась пошевелиться. Мне не хотелось разбудить брата, и я старалась не думать о том, что происходит за закрытой дверью. Казалось, прошла целая вечность, когда наконец вернулся тот же полицейский вместе с мамой. Вид у него был очень довольный, он посмотрел на меня и жутковато улыбнулся. От этой его улыбки мне стало одновременно страшно и противно.

Когда я спросила маму, что случилось, она ответила, что ей просто задали пару вопросов о том, что на самом деле произошло на рынке, и мне не о чем беспокоиться, к утру все пройдет. Впервые в жизни я почувствовала, что мама мне солгала. Мне не хотелось сделать что-то, что еще больше рассердит или расстроит ее, поэтому я просто легла на пол и прижала к себе Патрика, чтобы его согреть.

Мама лежала рядом, но я повернулась к ней спиной и свернулась в калачик. Мне хотелось, чтобы она чувствовала, что я ее люблю, но в то же время, я понимала, что ей нужно пространство и время, чтобы прийти в себя. Я притворилась, что сплю, но на самом деле не сомкнула глаз почти всю ночь. Я слышала ее дыхание и понимала, что она плачет. Слезы бессилия совсем не похожи на слезы тревоги. Это не те слезы, что текут нескончаемым потоком или жгут глаза.

Эти слезы тихие и обреченные, когда ты знаешь, что всем все равно, и эти слезы – все, что тебе остается.

Но они нужны, чтобы идти вперед и вновь ощутить надежду – ведь эти слезы приносят облегчение. Я знаю, что для шестилетнего ребенка, нуждающегося в материнской любви, эти слезы значат очень много. Моя мама часто плакала от бессилия. И хотя это было ужасно, теперь, повзрослев, я понимаю, что, когда ты можешь плакать, – это хорошо. Но нет таких слез – видимых или невидимых, – которые могут исправить положение вещей, особенно для тех, кто слаб и беспомощен.

Я долго лежала без сна и молилась Богу, чтобы моя мама снова была счастлива и чтобы он позволил нам выйти из полицейского участка. Только это мне и оставалось – я была бессильна что-либо изменить. Я молилась Богу, чтобы он помог мне найти способ заработать немного денег на следующий день и купить маме что-нибудь хорошее. Может быть, тогда она забудет об этой ужасной ночи, о нашей беспомощности и о том, как раз за разом нам приходится от нее страдать. За ночь Патрик просыпался несколько раз, и мама иногда брала его осторожно из моих рук и кормила грудью, а потом возвращала мне.

Я поняла, что ей все еще нужно время, взяла Патрика и снова повернулась к ней спиной, чтобы мама еще немного отдохнула. Я взглянула на брата. Он был такой хорошенький, но теперь от него пахло смесью детского запаха, мочи и кала. Потом я посмотрела на маму. Мне не хотелось ее беспокоить, но она все равно поняла, что я собираюсь сделать, и, ни слова не говоря, вручила мне кусок ткани. Я взяла ее и снова повернулась к ней спиной. Патрик вел себя хорошо – не плакал и не кричал. Я развернула полотенце, в которое он был завернут. Одежды на нем не было, только тряпичный «подгузник». Я расстегнула английскую булавку, скреплявшую пеленку, развернула ее и попыталась собрать как можно больше кала сухой частью его старого подгузника. Потом завернула его в чистую пеленку и снова в полотенце, прижала его к себе и стала смотреть, как он засыпает. Это был самый красивый ребенок, которого я когда-либо видела, и он был мой и мамин. Когда он плакал, я иногда смеялась над ним, потому что он становился похожим на сморщенного старичка – славного, сердитого, морщинистого дедушку. Я поцеловала его в щеку и попыталась заснуть.

Водоворот мыслей

2015 г.

Проснулась я от голоса пилота, и мозг тут же лихорадочно заработал.

Я знаю: одна часть меня – Криштиана – летит домой, а другая – Кристина – покидает свой дом. Наверное, так я чувствовала себя все эти годы, живя в Швеции: часть меня хотела домой, но другая часть уже была дома. Не знаю, как будет после этого путешествия, переполненного эмоциями, но мне трудно поверить в то, что по возвращении в Швецию я буду чувствовать себя не в своей тарелке. А каково мне будет снова ступить на бразильскую землю? Так, словно я опять вернулась домой? Я понимаю, что страна изменилась с того момента, когда я в последний раз там была. Надеюсь, к лучшему. Все места, люди, культуры меняются, но самое главное – меняемся мы сами. Я уже не та, что прежде. Я знаю лишь то, что сижу сейчас на борту этого самолета, летящего где-то над Атлантическим океаном, и меньше, чем через десять часов, приземлюсь, – и от этого ощущаю нечто вроде легкой истерики.


Рекомендуем почитать
Мужские откровения

Юрий Грымов – известный режиссер театра и кино, художественный руководитель театра «Модерн», обладатель более 70 профессиональных наград (Грымов – лауреат премий во всех областях творческой деятельности, которыми он занимался) – это формально точное, хоть и скупое описание можно прочесть в Интернете. Гораздо сложнее найти там информацию о том, что Юрий Грымов – фотограф, автор, наблюдатель, человек, обладающий нестандартным взглядом на вещи и явления, на людей и события, на спектакли и кино. Его богатая биография включает в себя не только многочисленные путешествия, в том числе и одно кругосветное, но и встречи с интересными, талантливыми, знаменитыми людьми: Людмилой Улицкой, Алексеем Петренко, Алексеем Баталовым. При этом он не только, как режиссер, видит то, что недоступно обычному человеку, он может про это написать.


Валиханов

Книга И. Стрелковой рассказывает о жизни замечательного ученого и путешественника Чокана Валиханова. Казахский народ считает его своим первым ученым и первым революционным мыслителем. В торговом караване Чокан Валиханов совершил путешествие в неизвестный тогда русской и европейской науке Кашгар. Открытия, сделанные им, поставили молодого поручика русской армии в ряд с выдающимися географами мира. Чокану Валиханову принадлежат выдающиеся труды по географии, истории, этнографии, экономике, социологии Казахстана, он сделал записи казахского фольклора, открыл для науки киргизский эпос «Манас».


А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников

В сборник вошли наиболее значительные и достоверные воспоминания о великом русском писателе А. С. Грибоедове: С. Бегичева, П. Вяземского, А. Бестужева, В. Кюхельбекера, П. Каратыгина, рассказы друзей Грибоедова, собранные Д. Смирновым, и др.


Последние дни Венедикта Ерофеева

Венедикт Ерофеев (1938–1990), автор всем известных произведений «Москва – Петушки», «Записки психопата», «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» и других, сам становится главным действующим лицом повествования. В последние годы жизни судьба подарила ему, тогда уже неизлечимо больному, встречу с филологом и художником Натальей Шмельковой. Находясь постоянно рядом, она записывала все, что видела и слышала. В итоге получилась уникальная хроника событий, разговоров и самой ауры, которая окружала писателя. Со страниц дневника постоянно слышится афористичная, приправленная добрым юмором речь Венички и звучат голоса его друзей и родных.


Сервантес

Эпоха Возрождения, давшая миру великих мастеров пера и кисти, одарила испанскую землю такой яркой и колоритной фигурой, как Мигель де Сервантес Сааведра. Весь мир знает Сервантеса и его несравненного героя — Дон Кихота. Однако сама жизнь, биография писателя, уже окутанная дымкой веков, мало известна нашему отечественному читателю, хотя герои его бессмертного романа хорошо знакомы каждому. Автор предлагаемой книги в течение многих лет изучал испанские архивные материалы, все публикации и издания, относящиеся к эпохе Сервантеса, и написал первое документальное жизнеописание великого испанского писателя на русском языке, в котором учтены все новейшие изыскания в мировой сервантистике.


Творивший легенды

Борис Виан ─ французский писатель, и вообще, человек разнообразных талантов, автор ряда модернистских эпатажных произведений, ставший тем не менее после смерти классиком французской литературы, предсказав бунт нонконформистских произведений 60-х годов XX века. Романы, которые сам Виан считал главным в своём творчестве, никто не классифицирует как фантастику. Хотя фантастические ситуации и персонажи их буквально переполняют. Вспомните хотя бы производящих таблетки для аптек кроликоавтоматов, выращиваемые из семян оружейные стволы, или людей с птичьими головами из романа «Пена дней».


Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Жаркой июльской ночью мать разбудила Эдриенн шестью простыми словами: «Бен Саутер только что поцеловал меня!» Дочь мгновенно стала сообщницей своей матери: помогала ей обманывать мужа, лгала, чтобы у нее была возможность тайно встречаться с любовником. Этот роман имел катастрофические последствия для всех вовлеченных в него людей… «Дикая игра» – это блестящие мемуары о том, как близкие люди могут разбить наше сердце просто потому, что имеют к нему доступ, о лжи, в которую мы погружаемся с головой, чтобы оправдать своих любимых и себя.


Непобежденная. Ты забрал мою невинность и свободу, но я всегда была сильнее тебя

2004 год. Маленький российский городок Скопин живет своей обычной жизнью. Но 24 апреля происходит чудо. В одном из дворов в стене гаража на уровне земли медленно и осторожно сдвигается металлическая пластина, скрывающая проход. Из него появляется мужчина лет пятидесяти, в поношенных черных брюках и рубашке. За ним угловатая, бледная девочка-подросток. Она щурится от света и ждет указаний мужчины. Спустя полтора часа она вновь вернется в погреб под гаражом, где уже провела больше 3 лет. Но в этот раз она будет улыбаться, потому что впервые у нее появился шанс спастись.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Согласие. Мне было 14, а ему – намного больше

Ванессе было 13, когда она встретила его. Г. был обаятелен, талантлив, и не спускал с нее глаз. Вскоре он признался ей в своих чувствах, Ванесса впервые влюбилась, хоть и с самого начала понимала: что-то не так. Почему во Франции 80-х гг. был возможен роман между подростком и 50-летним писателем у всех на виду? Как вышло, что мужчина, пишущий книги о своих пристрастиях к малолетним, получил литературные премии и признание? Книга стала сенсацией в Европе, всколыхнув общественность и заставив вновь обсуждать законодательное установление «возраста осознанного согласия», которого во Франции сейчас нет. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Рассказ дочери

В 1936 году 34-летний француз Луи Дидье совершил самую выгодную в своей жизни сделку. Он «купил» у бедного шахтера его младшую, шестилетнюю дочь Жанин. Луи воспитал себе жену, чтобы она родила ему прекрасную белокурую дочь, которая должна была стать сверхчеловеком…