Второй шанс 4 - [94]

Расчёт производился уже в автобусе. Семён Романович ещё в первые дни на посту худрука намекал, что мог бы платить мне бо́льшую ставку за счёт остальных, но я категорически отверг такой вариант. Всем поровну! Поэтому в автобусе все получили по 720 рублей. Дале больше, чем изначально прогнозировал наш худрук-администратор. Парни и Лена, пряча купюры кто куда – в основном во внутренние карманы одежды – выглядели очень довольными. Ещё бы, полугодичную зарплату рядового инженера они поимели за пару дней! Люди чувствуют себя взрослыми, разве могли они мечтать о ТАКИХ карманных деньгах? Юрец теперь точно к лету «Яву» купит, или как минимум «ЧеЗет». Да и мне приятно такие деньги держать в руках.

В этот момент чувствую на себе чей-то пристальный взгляд, такой пронизывающий, что аж до мурашек. Поднимаю глаза – и Лексеич тут же отворачивается. Свои семьдесят рублей он тоже припрятал, хотя, конечно, по сравнению с нами его гонорар не идёт ни в какое сравнение. С другой стороны, бензин с амортизацией мы ему оплачиваем, проживание и питание тоже, его дело – крутить баранку, тогда как нам приходится вкалывать на сцене. Когда мотались в Кузнецк – Гольдберг заплатил Лексеичу полтинник, сейчас вроде как чутка подальше, вот и накинул двадцатку.

– Ну что, можем трогаться, – говорит довольный Семён Романович, завершив раздачу «слонов».

– А может, заскочим куда-нибудь перекусить? – спрашивает Юрец. – А то с утра окромя буфетных бутербродов во рту ничего не было.

– Лексеич, не знаешь, где здесь можно нормально перекусить?

– Не, в самом Саратове не знаю, я тут всего второй раз, – отвечает тот, выруливая на проезжую часть. – Если готовы с часик потерпеть – можно нормально поесть в Петровске, там хорошее придорожное кафе.

– Ну что, ребята, потерпим часик? – обращается к нам Гольдберг. – Всё нормально, Лексеич, народ готов потерпеть.

– Лады, едем до Петровска. Я только это… Тормозну щас возле телефона-автомата, привет передам дружку армейскому.

– А чего ж раньше не передал, мы полтора дня в Саратове ошивались, – говорит Казаков. – Ещё и вживую смогли бы пересечься.

– Да ну забыл про него, а вот сейчас вспомнил. К старости память подводит. Да я мухой!

Ближайший таксофон встретился буквально через квартал. Лексич припарковал автобус у тротуара, заскочил в будку, снял трубку, сунул в прорезь «двушку» и где-то с минуту общался с невидимым собеседником. Причём, судя по выражению лица нашего водителя, разговор шёл чуть ли не сугубо деловой. Если бы я позвонил армейскому дружку, то невольно расплылся бы в улыбке уже в начале разговора.

Лексеич снова занимает место в кабине водителя, трогаемся, у меня, глядя на уличные фонари, в голове крутится песня:

Огней так много золотых

На улицах Саратова-а-а…

Песня, в общем-то, исполняется от женского лица, но и мужики частенько её затягивают, хоть там и поётся про любовь к женатому. Хорошая мелодия пленяет сердца всех без исключения – в этом и весь секрет.

Выезжаем на трассу, за окном темень, в свете тусклой салонной лампы вижу в грязном стекле мутное отражение своей физиономии. Что, Макс, устал? А ты как хотел, сам во всё это ввязался. Я закрываю глаза, устраиваюсь поудобнее и медленно погружаюсь в дремоту.

Просыпаюсь от того, что ощущение мерной качки куда-то исчезло. Открыв глаза, обнаруживаю, что автобус стоит на обочине, свет фар выхватывает из темноты указатель поворота на село Озерки.

– Владимир Алексеевич, что-то случилось? – встревоженно спрашивает Гольдберг.

– Что-то мне звук движка не нравится, – бурчит тот, открывая переднюю дверь. – Такое ощущение, что свечу заливает, надо глянуть от греха подальше… А вы можете пока свои дела сделать, если кому нужно.

И впрямь, не помешало бы отлить, думаю я, выбираясь наружу. Конечно, с одной рукой делать это не слишком-то сподручно, но в целом я уже успел натренироваться. Мужики справляют малую нужду рядом, Лена отбежала подальше. Гольдберг, облегчившись, спрашивает у Лексеича, рассматривающего внутренности двигателя при помощи карманного фонарика:

– Владимир Алексеевич, ну что там? Скоро поедем?

– Да что-то не пойму, в чём дело, – бормочет Лексеич. – Пойду-ка заглушу двигатель, выкручу свечи, хотя кажется, дело не в них.

На мой неискушённый взгляд, в шуме двигателя я ничего необычного не слышал, но Лексеич всё-таки водитель со стажем, он на слух должен улавливать малейшие погрешности в работе «сердца» машины. Надеюсь, наш водитель правится с проблемой, иначе придётся ловить попутку. Завтра кому-то на учёбу, кому-то на работу, ночевать на трассе нам совсем не улыбалось. Хотя и с попутками тут не очень, легковушек практически не попадается ни в ту, ни в другую сторону, только редкие грузовики и фуры дальнобойщиков.

Едва глохнет двигатель, как из темноты позади нас появляются два пятна света, а полминуты спустя рядом притормаживает «Жигулёнок» 3-й модели. Номера заляпаны грязью, да и цвет машины из-за покрывающего её налёта не различить. С водительского места выбирается коренастый мужик, с переднего пассажирского – статью точно такой же, словно родной брат. Подол его куртки странно оттопыривается, словно он что-то там прячет. А вот лиц не разглядеть, оба будто специально пытаются оставаться в тени.