Мы движемся к нужной двери. Очередь в кабинет нашего нотариуса состоит из одной лишь женщины, но та не успевает даже ничего сказать, как Стефанович заявляет: «Нам назначено», и после короткого стука открывает дверь, пропуская вперёд Аллу и нас с мамой.
Договор на ближайшую пятилетку к нашему появлению уже составлен, остаётся только поставить подписи самой Аллы Борисовны и моей мамы. Но я отодвигаю предложенный мне для ознакомления документ в сторону и, переводя взгляд с насторожившейся Пугачёвой на такого же моргающего глазами Стефановича, говорю:
– Алла, Александр Борисович… Я долго думал и пришёл к выводу, что, пожалуй, в наш договор нужно внести некоторые поправки. Предлагаю заключить договор на 5 лет с ежегодной оплатой три тысячи рублей при условии, что каждая из сторон в любой момент может его расторгнуть. Естественно, при условии, что за прошедший год обе стороны выполнили свои обязательства. При этом мы прописываем, что я гарантирую Алле Борисовне три шлягера ежегодно, а то, что идёт сверх нормы, – это уже отдельная ставка. Скажем, по две тысячи за песню, плюс, само собой, авторские отчисления. Если Алла Борисовна от них отказывается, я могу распоряжаться песнями на своё усмотрение. Пугачёва и Стефанович переглянулись, после чего Алла что-то прошептала тому на ухо. Тот, глянув на меня, кивнул, затем в ответ также что-то шепнул жене на ушко, и когда та тоже кивнула, обратился ко мне:
– Хорошо, мы принимаем твои условия. Владимир Евгеньевич, вы всё слышали, вас не затруднит составить новый договор?
– Без проблем, – отозвался нотариус, – только придётся минут двадцать подождать.
– Да, кстати, – добавил я, – Алла Борисовна, вы ведь планируете и в этом году тоже выступить на фестивале в Сопоте?
– Хотелось бы, – ответила та, глядя на меня с вопросом в глазах, мол, что ты там ещё удумал.
– Я могу вам для фестиваля написать композицию, которая может стать настоящим хитом. Но в случае победы песня обойдётся вам в 5 тысяч. Согласны на такие условия?
– Молодой человек, а вы не слишком самоуверенны?
– Нет, Алла Борисовна, не слишком. Почитайте итоги последней «Звуковой дорожки» в «Московском комсомольце». Я вам больше скажу, моя песня «Heart-Shaped Box» выдвинута на премию «Грэмми». Так что, – наглею я окончательно, – самоуверенность здесь не при чём, я просто реально оцениваю свой уровень.
Снова переглядывания, но на этот раз на ухо никто никому ничего не шептал, Алла самостоятельно приняла решение.
– Хорошо, мы заплатим 5 тысяч, но только в случае победы! Хотя это будет очень проблематично.
– С чего бы? – удивляюсь я.
– Я побеждала в прошлом году. А в истории фестиваля ни разу не было случая, чтобы один и тот же исполнитель выигрывал два года подряд. Даже если ты напишешь мне суперхит, как говорят на Западе, судьи всё равно могут решить, что победу нужно отдать кому-то другому.
Хм, вот об этом я как-то не подумал. Но, в конце концов, попытка не пытка, о чём я и сказал Пугачёвой. А через четверть часа подписи мамы и Аллы Борисовны стояли под заново составленным договором.
– Сняли мы со сберкнижки пятнадцать тысяч, но теперь придётся отдать тебе только три, – пожал плечами Стефанович, доставая из дипломата две упаковки 25-рублёвок. – Но ты сам так решил.
– Ничего, целее будет, – глубокомысленно заявляю я, глядя, как собеседник разрывает банковскую упаковку на одной из пачек и отсчитывает пятьсот рублей. Подвинул деньги почему-то мне, а я отдал деньги маме, тут же спрятавшей их в сумку.
Далее подписываем отдельный договор на песню «Любовь, похожая на сон», после чего покидаем нотариуса. На крыльце нотариальной конторы Стефанович из вежливости интересуется нашими планами.
– Сейчас зайдём в какое-нибудь приличное заведение, а то во рту крошки не было, – говорю я. – Потом я отправлюсь по своим делам, а мама прогуляется по столице, может, в Третьякову заглянет. Заглянешь, мам?
– Загляну, – послушно кивает она.
– Ну тогда счастливо оставаться! – жмёт мне руку Стефанович. – Кстати, ориентировочно в конце февраля состоится премьера нашего фильма «Женщина, которая поёт». Могу достать пригласительные… вам с мамой, – добавляет он после некоторой паузы.
– Если получится вырваться – то почему бы и нет?
Мы прощаемся, Стефанович с Аллой садятся в «Волгу» и, так и не предложив довезти нас до «какого-нибудь приличного заведения», уезжают по своим делам. А мы направляемся в ближайшую сберкассу, где мама оформляет аккредитив. По этой бумажке она теперь сможет получить деньги по возвращении в Пензу, главное, не потерять её. Мама это прекрасно понимает и прячет бумагу в недра сумки так, что никакой воришка наш аккредитив не сопрёт, если только вместе с сумкой.
Время ланча, но мы так голодны, что готовы съесть завтрак и обед одновременно. Рестораны – слишком пафосно, да и не факт, что они в это время уже работают. А вот встретившееся рядом со сберкассой кафе «Ивушка» на проспекте Калинина нас вполне устроило и ассортиментом, и обслуживанием. Вышли из заведения сытыми и повеселевшими, хотя. Вроде бы, и до этого не было особых поводов для грусти.
– Ладно, беги, – напутствовала меня мама, – а я пойду по музеям прогуляюсь. Не забудь, в шесть вечера на вокзале.
