Второй шанс 4 - [13]

А вот и он, лёгок на помине. Даже слегка запыхался. Шикнул на снова начавших было собираться любопытных, кивнул на стонавшего Вольдемара:

– Ну как, отжил голубок? Сейчас его оприходуют.

– Спасибо вам, – наконец вспомнил я, что нужно поблагодарить человека. – К сожалению, не знаю вашего имени…

Он пристально посмотрел мне в глаза:

– Оно тебе и не нужно знать.

Дальше он ничего сказать не успел – появился жёлтый «УАЗ» с синей полосой на боку и мигающей колбой проблескового маячка на крыше, но с выключенной сиреной. Задняя часть спецтехники представляла собой автозак. Из машины выбрались сержант-водитель и пассажир в звании старлея.

– Что тут у нас? – немного усталым голосом поинтересовался старший лейтенант и кивнул на лежащего Вольдемара. – Этот, что ли, хулиганит? Вольдемар? С чего это он вдруг?.. А кто наряд вызвал, вы?

– Да, я.

Мой спаситель достал из-за пазухи корочки, развернул их перед носом старлея, тот тут же подобрался, покосился на меня.

– А это, я так понимаю, пострадавший? Сильно он тебя, парень?

– Пока не знаю, – уже не так сильно просипел я и снова потрогал горло. – Сначала скребком пытался зарубить, потом душить начал. Спасибо товарищу прохожему, выручил.

Я кивнул в сторону чуть засмущавшегося чекиста, и милиционеры поглядели на него с уважением.

– Может, в больницу?

– Да, думаю, нет такой необходимости, спасибо, я лучше домой.

– А заявление?

– А нужно?

– Так ведь как мы оформим задержанного без заявления пострадавшего?

– Лейтенант, давайте я провожу парня до РОВД, там и напишет, а этого пока везите в обезьянник, а завтра уже будет видно, куда его – на допрос или в психбольницу, – предложил обладатель корочек.

Так мы с ним вместе и двинулись вниз по Московской, а через четверть часа я уже писал заявление. Как выяснилось, первичное заявление может подать даже несовершеннолетний без взрослых представителей – их присутствие будет необходимо в суде, если до него, конечно, дойдёт дело. В нашем варианте – далеко не факт, учитывая то, что преступник состоит на учёте в психоневрологическом диспансере.

Мой спаситель всё время находился рядом, и когда мы вышли из РОВД, предложил проводить меня до дома.

– А вы знаете, где я живу? – поддел я его. – Может, мне в Арбеково нужно ехать.

– Не говори глупостей, – хмыкнул он.

– Ну да, что это я… Ладно, провожайте. Может, всё-таки познакомимся?

– Хм… Ну, можешь называть меня Виктором Анатольевичем.

– Максим… Ну да вы и так знаете. А вы что, меня от дома моей девушки пасли? Я, честно говоря, слежки не заметил.

– Максим, не задавай глупых вопросов. И что это за выражение – пасли? Где ты нахватался таких слов?

– Вы прямо как моя мама, – хмыкнул я. – Правда, в последнее время она обходится без нравоучений… Ладно, спасибо ещё раз, если бы не вы – придушил бы он меня, как пить дать. Кстати, что грозит Вольдемару?

– Для начала пройдёт психиатрическую экспертизу. По идее, его нужно отправлять на принудительное лечение. Он же дурачок, наблюдается в психдиспансере, так что от уголовного преследования освобождается априори.

Виктор Анатольевич проводил меня до самого подъезда, когда прощались через рукопожатие, я поймал любопытные взгляды пенсионерок из соседнего подъезда, выгуливающих во дворе своих внуков. Сейчас на парочку что-нибудь насочиняют. Хорошо ещё, в это время нет такого падения нравов, как это случилось в прежней истории после развала СССР, а то бы ещё небось и однополую любовь приплели.

Дома я ничего про нападение говорить не стал, ни к чему родителям, а особенно маме лишние волнения. Может быть, они и вообще не узнают об этом происшествии, разве что, когда уже придёт повестка в суд. По логике вещей душевнобольного всё равно ведь должны судить, но перед этим он обязан пройти психиатрическую экспертизу. Посмотрим, нечего раньше времени коней запрягать.

– Максим! – встретила меня мама настороженным взглядом, когда я разделся в прихожей. – Что это у тебя за пятна на шее?

Хотел было глупо пошутить про засосы, но всё же решил сказать правду. Рано или поздно мама, наверное, всё равно узнает про этот инцидент. Постарался только не слишком сгущать краски. Мол, успел только за шею схватить, но тут прохожие помогли, скрутили дурачка и милицию вызвали. Пришлось даже заявление писать на Вольдемара.

– Господи, да что ж это делается?! Средь бела дня мальчика чуть не задушили!

– Ну, не средь бела дня, а средь тёмного вечера, скорее, – отшутился я. – И какой я мальчик? Ростом уже с отца, а плечами так и пошире.

– А с голосом что у тебя, ты из-за этого сипишь?

– Наверное… Да не переживай ты так, ма, всё пройдёт.

В общем, она ещё долго не могла успокоиться, в итоге даже Тане позвонила, нужно ей было перед кем-то высказаться. О Таня, моя первая женщина, обладательница потрясающей груди… Хм, что-то я совсем не о том думаю. Хотя… Как поглядеть, в моём возрасте уже как раз о том.

Пока она изливала душу подруге – совратительнице малолетних, я смывал под душем ужасы минувшего вечера. Вытираясь, поразглядывал в зеркале синяки на шее. Ещё один кровоподтёк наливался на спине, напоминая об ударе металлическим черенком скребка. Завтра придётся под джинсовую куртку в училище надевать свитер с высоким воротником.