Второй Рим глазами Третьего: Эволюция образа Византии в российском общественном сознании - [3]
Но в целом Византия была политическим образом забыта. По-настоящему она выходит на авансцену в середине XIX века. Первым надо назвать Тютчева. Правда, сама Византия для него не играла никакой роли - но была ему важна в рамках концепции о том, что только через усвоение византийского наследия Россия сможет стать матерью всех славянских стран. «И своды древние Софии, В возобновленной Византии, Вновь осенят Христов алтарь. Пади пред ним, о царь России,- И встань как всеславянский царь!» Такая вот сложная концепция: София важна не сама по себе, а потому что через нее Россия обретет право покровительства над всеми славянскими народами. И к этому относится вторая часть язвительной сатиры Салтыкова-Щедрина про губернатора Бородавкина. «Очень часто видали глуповцы, как он, сидя на балконе градоначальнического дома, взирал оттуда, с полными слез глазами, на синеющие вдалеке византийские твердыни. - Сперва с Византией покончим-с, - мечтал он, - а потом-с... На Драву, Мораву, на дальнюю Саву, На тихий и синий Дунай.. Д-да-с!» Византия оказалась вовлечена в новый идеологический расклад, к которому не могла иметь совсем никакого отношения. Самая концепция национальности в Средние Века, разумеется, не существовала. Если разговоры Пушкина и Чаадаева были отдельными эпизодами, то общественный диалог о Византии после Тютчева начинает вестись невероятно остро. Ему возражает с одной стороны Владимир Соловьев, который против Византии в силу ее «неправильного» подхода к христианству. С другой стороны, против нее возражает Константин Леонтьев, придумывающий термин «византизм», который, кстати, обрел новую жизнь в современной России. «Византизм» в противоположность «византинизму». Для него славяне, наоборот, не нужны, а надо стать Византией. Эта общественная дискуссия выплескивается на страницы печати, про это кто только не пишет! Конечно, это подхлестнуто еще и успехами русского оружия на Балканах и тем, что в 1878-м году русские офицеры в бинокли уже видели купол Святой Софии.
В это же время появляется архитектурный стиль, который определяется как (псевдо)византийский. В противоположность псевдорусскому стилю, он стал предметом искусствоведческого изучения сравнительно недавно. Зато вышло сразу две монографии на эту тему. Мы можем это проследить достаточно подробно. Было построено 40 кафедральных соборов по всей Империи от Ковно до Харбина. И даже заграницей, в Биаррице, например, или в Софии. Самый грандиозный из них – Морской собор в Кронштадте, который практически воспроизводит Святую Софию в Константинополе. Этот собор, пожалуй, подтверждает, что к концу ХIХ в. уже и государственная власть всерьез объявляет претензию на византийское наследство. Не в конце ХV-го, как часто думают, а лет на 400 позже, внешняя политика Империи вполне всерьез поворачивается к тому, чтобы инкорпорировать Византию в Российскую Империю. В это время расцветает в России византиноведение, выходит практически три научных журнала по этой тематике, все великие византинисты мира считают себя обязанными учить русский язык. Начинает функционировать Русский археологический институт в Константинополе. Есть свидетельство, что Николай Второй предлагал себя во вселенские патриархи. Писались бесконечные романы, общественность была просвещаема в отношении того, что есть Византия и почему мы имеем на нее право. Интересно, что даже маленький Осип Мандельштам, только переехавши в Петербург, немедленно начал писать стихи про Святую Софию. «Айя-София – здесь остановиться судил Господь народам и царям…» Когда началась Первая Мировая Война, главный российский византинист, академик Федор Иванович Успенский, немедленно подал на высочайшее имя бумагу, где подробно объяснил, как следует устроить Константинополь после его захвата русскими войсками. До Константинополя дело не дошло, но дошло, например, до Трапезунда, одной из столиц Византии, который был в 1916-м году захвачен русскими войсками. Там на фреске Собора Саввы всякий визитер может прочесть процарапанную штыком фамилию солдата-освободителя «Ломакинъ». Это был максимум, до которого Россия дошла в осуществлении своих имперских амбиций. И рухнула, надорвавшись. Ахматовой привиделось, как «дух суровый византийства от русской церкви отлетал». Примечательно, что она усмотрела это в восстановлении вполне византийского института патриаршества.
Что происходит с образом Византии при большевизме? Это третья глава моего небольшого рассказа. Первоначально была идея, что византийские штудии можно оставить в живых. Они существовали еще 10 лет. Но постепенно оказалось, что это совсем не ко двору. В первую очередь - потому что надо было дружить с новой, кемалистской Турцией. Она была символом пробуждающегося Востока. А Византия ассоциировалась со всем обветшалым и покрытым плесенью, царским. В 1928-м году византийские исследования были запрещены. Был закрыт журнал «Византийский временник». Все византинисты были так или иначе раскассированы. Один из них, Владимир Евграфович Вальденберг, был арестован по академическому делу не очень надолго. И из тюрьмы написал очень интересное письмо Сталину с объяснением того, что тот напрасно невзлюбил Византию, потому что Византия – предтеча того государства, которое строит он, Сталин. Тогда власть к этому не прислушалась. Потом начались репрессии. Выдающийся византинист Владимир Николаевич Бенешевич был арестован и расстрелян. Слово «Византия» попало под запрет. Его с 1928 по 1938 гг можно было употреблять только в кавычках. Но все стало меняться с превращением СССР из всемирно-пролетарской родины трудящихся всех стран обратно в Российскую империю. В 1938-м году обратно разрешили употреблять слово «Византия». В 43-м году одновременно с уничтожением Третьего Интернационала и реабилитацией русской православной церкви был административно учрежден сектор византийских исследований. Но поскольку византиноведение и Петербурге было уничтожено, он был основан в Москве на новых основаниях и с новыми людьми. Был возрожден журнал «Византийский временник». И это было связано с территориальными притязаниями, которые после войны возникли у СССР к Турции, в том числе и на Проливы. В рамках этого вспомнили и про Византию, и про Русский археологический институт в Константинополе и т. д. Мне довелось в начале 90-х гг. поработать в архиве отдела науки ЦК КПСС. И там я читал инереснейшую переписку по поводу Византии между Ждановым Андреем и его сыном Юрием – начальником отдела науки ЦК. Вершиной советского византинизма было празднование 800-летия Москвы. Тут все сошлось вместе. Журнал Московской Патриархии напечатал в сентябре 48-го года статью о том, что, как и были предсказано, осуществился Третий Рим, только советский. Теперь все встало на свои места. Но Турцию Трумэн взял под защиту, Сталин передумал с ней воевать. Начальника идеологии Александрова в октябре 48-го года сменил Суслов, которому Византия не нравилась. Немедленно первый выпуск журнала «Византийский временник» был подвергнут жестокой критике за идеологические упущения. И вся его редакция должна была публично каяться в преувеличении роли Византии в русской истории. На повестку дня стал лозунг самобытности, который потом и играл главную роль.
Мы публикуем текст лекции доктора исторических наук, профессора СПбГУ, ведущего научного сотрудника Института славяноведения РАН, лауреата премии "Просветитель" 2010 г.Сергея Аркадьевича Иванова "Царьградский следопыт: Прогулка по Стамбулу в поисках Константинополя", прочитанной 15 сентября 2011 года в клубе "ПирО.Г.И. на Сретенке" в рамках проекта «Публичные лекции Полит.ру».
В чем состояли главные миссионерские достижения Византии? Современный человек ответил бы: в создании славянской азбуки и в крещении Руси. Между тем, ни один византийский источник IX в. ни словом не упоминает о Кирилле и Мефодии, точно так же как ни один грек, живший в X столетии, не оставил нам ни строки насчет крещения князя Владимира. Такое молчание века» не может быть случайностью, тем более что оно сопровождает и многие другие миссионерские предприятия Византии: в Эфиопии, Аравии, Персии. Тут кроется некая фундаментальная особенность в восприятии средневековыми греками окружающего мира и самих себя.
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРАЕдва ли не самый знаменитый русский храм, что стоит на Красной площади в Москве, мало кому известен под своим официальным именем – Покрова на Рву. Зато весь мир знает другое его название – собор Василия Блаженного.А чем, собственно, прославился этот святой? Как гласит его житие, он разгуливал голый, буянил на рынках, задирал прохожих, кидался камнями в дома набожных людей, насылал смерть, а однажды расколол камнем чудотворную икону. Разве подобное поведение типично для святых? Конечно, если они – юродивые.
Сергей Аркадьевич Иванов – профессор Национального исследовательского университета “Высшая школа экономики”, специалист по культуре Византии, популяризатор науки. Его книги и лекции обладают уникальной особенностью: они делают живыми и близкими вещи вроде бы нам знакомые, но не до конца понятные. “Блаженные похабы” не исключение. Здесь такое общеизвестное и вместе с тем загадочное явление, как юродство, рассматривается с точки зрения истории культуры.
Мы публикуем стенограмму передачи «Наука 2.0» – совместного проекта информационно-аналитического портала «Полит.ру» и радиостанции «Вести FM». Гость передачи – известный российский византинист, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН, профессор Санкт-Петербургского государственного университета Сергей Аркадьевич Иванов.
Книги завершает цикл исследований автора, опубликованных в Издательстве Казанского университета по македонской тематике. «История античной Македонии», часть 1, 1960; часть II. 1963; «Восточная политика Александра Македонского». 1976. На базе комплексного изучения источников и литературы вопроса рассматривается процесс распада конгломератных государств древности, анализируется развитие социальных, военно-политических и экономических противоречий переходной эпохи обновления эллинистических государств, на конкретном материале показывается бесперспективность осуществления идеи мирового господства. Книга написана в яркой образной форме, снабжена иллюстрациями.
Король-крестоносец Ричард I был истинным рыцарем, прирожденным полководцем и несравненным воином. С львиной храбростью он боролся за свои владения на континенте, сражался с неверными в бесплодных пустынях Святой земли. Ричард никогда не правил Англией так, как его отец, монарх-реформатор Генрих II, или так, как его брат, сумасбродный король Иоанн. На целое десятилетие Англия стала королевством без короля. Ричард провел в стране всего шесть месяцев, однако за годы его правления было сделано немало в совершенствовании законодательной, административной и финансовой системы.
Первая мировая война, «пракатастрофа» XX века, получила свое продолжение в чреде революций, гражданских войн и кровавых пограничных конфликтов, которые утихли лишь в 1920-х годах. Происходило это не только в России, в Восточной и Центральной Европе, но также в Ирландии, Малой Азии и на Ближнем Востоке. Эти практически забытые сражения стоили жизни миллионам. «Война во время мира» и является предметом сборника. Большое место в нем отводится Гражданской войне в России и ее воздействию на другие регионы. Эйфория революции или страх большевизма, борьба за территории и границы или обманутые ожидания от наступившего мира — все это подвигало массы недовольных к участию в военизированных формированиях, приводя к радикализации политической культуры и огрубению общественной жизни.
Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.
Перед вами мемуары А. А. Краснопивцева, прошедшего после окончания Тимирязевки более чем 50-летний путь планово-экономической и кредитно-финансовой работы, начиная от колхоза до Минсельхоза, Госплана, Госкомцен и Минфина СССР. С 1981 по 1996 год он служил в ранге заместителя министра. Ознакомление с полувековым опытом работы автора на разных уровнях государственного управления полезно для молодых кадров плановиков, экономистов, финансистов, бухгалтеров, других специалистов аппарата управления, банковских работников и учёных, посвятивших себя укреплению и процветанию своих предприятий, отраслей и АПК России. В мемуарах отражена борьба автора за социальное равенство трудящихся промышленности и сельского хозяйства, за рост их социально-экономического благосостояния и могущества страны, за справедливое отношение к сельскому хозяйству, за развитие и укрепление его экономики.
На протяжении нескольких лет мы совместно с нашими западными союзниками управляли оккупированной Германией. Как это делалось и какой след оставило это управление в последующей истории двух стран освещается в этой работе.