Второй Рим глазами Третьего: Эволюция образа Византии в российском общественном сознании - [4]

Что же происходило с Византией в постсталинские годы? Она никакой специальной роли в идеологии не играла, но активно использовалась в общественном пространстве для эзопова языка – политических намеков. Когда люди писали про Византию, они намекали, что речь идет про СССР. Главный фокус интеллигентского внимания, особенно в брежневские годы, был на якобы тоталитарном характере византийского государства. Тут опять придется сделать шаг в сторону реальной Византии и сказать, что сам этот термин «тоталитаризм» применим к средневековому государству очень условно. Технических средств там не хватает, чтобы осуществить нужный для настоящего тоталитаризма контроль над подданными. Но тут важно, как Византия воспринималась. Мой учитель, Александр Петрович Каждан, воспринимал Византию просто как форму предсуществования СССР. Его статья «О социальной природе византийского самодержавия» даже была на какое-то время остановлена цензурой за неконтролируемые ассоциации, которые она вызывала у читателя. Так вели себя практически все крупные византинисты. Признаюсь, что и сам я студентом выбрал Византию в качестве предмета своей специализации, потому что думал, что смогу понять лучше, как функционирует тоталитарное государство, в котором мы жили. В 85-м году Иосиф Бродский написал эссе, которое по-русски называется «Путешествие в Стамбул», а по-английски – «Flight from Byzantium». Бродский просто линчует Византию, говоря, что она и есть колыбель советского тоталитаризма. Цитирую: «Деваться Руси от Византии было действительно некуда. Русь оказалась естественной географической добычей Византии. Русь получила, приняла из рук Византии все: не только христианскую литургию, но, и это главное, христианско-турецкую систему государственности. Чем покойный Суслов не Великий Муфтий, чем Генсек не Император?» Интересно, что такое же ощущение касательно Византии было и у наших идеологических надсмотрщиков. Как выяснилось. В 91-м году в Москве проходил XVIII Международный Византийский Конгресс. 17-го августа руководителей Международной Ассоциации Византинистов принимал в Кремле вице-президент СССР Геннадий Иванович Янаев. Первым делом он спросил их, был ли в Византии тоталитаризм. Один из участников этой встречи, президент ассоциации, Игорь Шевченко, американский ученый, потом даже написал статью «Был ли в Византии тоталитаризм?», которую начинает с описания этого разговора. Удивительно, что Янаев завел разговор не про иконы, не про церковную архитектуру, не про литературу Древней Руси – то есть про все то, разговор про что официально приветствовался в предшествующие десятилетия. Его интересовало, как оказалось, то же, что и меня, - византийский тоталитаризм. (Я думаю, что Николай Патрушев в своей процитированной мною речи имел в виду то же самое.) Тогда, в 91-м, нам казалось, что даже тот переворот, который на следующий день осуществил Геннадий Иванович против своего благодетеля Михаила Сергеевича, тоже выглядел абсолютно по-византийски. Горбачев его из ничтожества возвысил до небес, а тот его предал и бросил в узилище. Но с расстояния лет понятно, что это впечатление обманчиво. Просто человек смотрит из своего времени и выскочить из него не может.

Теперь к самой последней главе моего рассказа – к постсоветским годам. Все вышло на поверхность. И все возможные формы отношения к Византии теперь легко можно проследить, благо не эзоповым языком выраженные. Существует течение мысли, отвергающее Византию на основании русского национализма. Мол, в Византии угнетались славяне, поэтому Византия плохая и нам не годится. Есть фашистская форма приятия Византии: объясняется, что Византия – арийское государство. Это фашистский дискурс. Наиболее же распространенным провизантийским дискурсом является евразийство. Процитирую вам известного Александра Дугина. Мне нравится этот текст своей энергичностью. «Нашей самой прочной базой является Византия. С богословской точки зрения, именно Византия была подлинным христианским царством – она длилась 1000 лет. Это и было тысячелетнее царство. Православие – это Византия. Россия – это Византия. Наша формула: Запад – зло, Византия – добро. Все, что написано о Византии плохого, – ложь. Это лишь приемы идеологической борьбы со стороны Запада. Каждый русский должен знать, что Византия – чистое добро, всякий, кто утверждает иное, – враг. Критикуешь Византию – враг русского народа. Такова должна быть наша железная установка. Установка на Византию. Византия – абсолютный ориентир русского проекта, наша точка отсчета в истории. Это надежно и крепко, это центрально. Византия пала, когда засомневалась относительно собственной правоты». Не буду вас утомлять столь же обширными цитатами из других идеологов. Скажу только, что в 90-е гг. эта полемика нарастала. Но она носила политико-философский характер. Пропаганда с использованием Византии как аргумента сильно обострилась во время бомбардировок Югославии в 98-м. Я вам процитирую из газеты «Завтра». «Из академических кабинетов, из сугубо научных исследований византизм вышел на улицы городов России и Восточной Европы. И даже, как мы видим, претворился в колонну русских танков, победоносно прошедших навстречу НАТО. В Византии есть высшая стратегия нового объединения всех православных народов. Предсказанная блестящим русским византинистом, проживающим в Англии, сэром Дмитрием Оболенским. В народном менталитете бывшего византийского пространства заложено то, что не могли уничтожить ни турки, ни фашисты, ни американцы». Представьте себе, какой ужас и стыд я испытал, когда это прочел. Ведь я сам перевел книгу Оболенского «Византийское содружество наций» на русский язык. Она как раз тогда появилась на прилавках.