Второй президент Чехословакии Эдвард Бенеш: политик и человек. 1884–1948 - [147]

.

Выступая на чрезвычайном заседании чехословацкого правительства 11 января 1944 г. с информацией о результатах своего визита в Москву, Бенеш так обобщил слова Сталина, сказанные на банкете: необходимость согласия между славянскими народами. «Я – никакой не панславист, – по словам президента, заявил Сталин, – я – ленинец и им останусь. Но не будет спокойствия в мире, если не будут проведены необходимые меры против Германии и за сотрудничество славянских народов; мы должны окончательно сломить немецкий империализм, и его нельзя сломить иным способом, чем это сделано в нашем договоре. Если договоримся мы и чехословаки, с нами должны договориться и поляки, и все остальные славянские народы»[844]. По приезде в Лондон Бенеш опубликовал большую статью «Новая славянская политика», которая была переведена на русский и напечатана в «Правде»[845].

23 декабря в 10 часов утра поездом на Баку Бенеш отбыл из Москвы. Его сопровождали Корнейчук, Фирлингер и Лебедев. На вокзале – те же, кто встречал его, во главе с Молотовым: гимны, обход почетного караула, короткая речь президента. Он уезжал из Москвы в прекрасном настроении и с убежденностью в правильности своих политических расчетов, а также в том, что, как он писал Молотову еще в августе 1941 г., дружественные отношения СССР и Чехословакии не только во время войны, но и после победы «могут быть одним из важнейших факторов сохранения мира в восточной и центральной Европе»[846]. Для Бенеша заключение договора с СССР означало не только начало реализации его концепции роли Чехословакии как «моста между Западом и Востоком», но гарантию от повторения Мюнхена. Кроме того, он полагал, что закрепленный в договоре принцип невмешательства во внутренние дела друг друга снимет реально обозначившуюся в условиях быстрого приближения Красной Армии к довоенным западным границам СССР угрозу «советизации» и «большевизации» возрожденной ЧСР, поможет с помощью намечаемых им в союзе с коммунистами глубоких социально-экономических преобразований предотвратить социальную революцию в освобожденной стране. Бенешу, в целом достаточно трезво мыслящему политику, был в то же время свойствен определенный налет романтизма и идеализации, вера в возможность «честной политики» и исполнение данного (и особенно закрепленного в договоре) слова, обещания. Он верил, как и многие тогда на Западе, в перспективу демократизации общественного строя СССР после войны в результате развития контактов и сотрудничества между Востоком и Западом. Личный опыт общения Бенеша с кремлевскими лидерами, и прежде всего со Сталиным и Молотовым (май 1935 г., июнь 1942 г., декабрь 1943 г.), демонстрация понимания ими чехословацких проблем и симпатий к президенту ЧСР, почести, оказанные ему в Москве (что, безусловно, очень льстило ему) давали Бенешу основание видеть в советских руководителях мудрых и честных политиков, которым можно доверять, отодвигало на задний план сомнения в искренности их намерений. В своем обращении к Государственному совету 4 февраля 1944 г. он так оценивал советских лидеров: «Сталин – политический и государственный деятель крупного масштаба, отличающийся глубокой образованностью, железной энергией и политической дальновидностью. Сталин и Молотов являются особенно горячими советскими патриотами и поэтому они могут оценить патриотизм других… Советский режим прочен, советская революция победоносна, советский Союз сознает свою победу в войне, гордится ею и своим участием в борьбе за свободу Европы и всего мира, за сохранение демократии против фашизма»[847]. В одном из своих интервью 21 февраля, отвечая на вопрос, в чем заключается наибольшая опасность, угрожающая миру после войны? Бенеш заявил: «Несомненно, ничто не может быть более опасным для мира после общей победы, чем возможность того, что великие державы и другие демократические нации, сражающиеся сейчас вместе против Германии, не смогут сохранить своего союза»[848].

Мировая, и особенно английская, общественность с вниманием и интересом следила за визитом Бенеша в Москву, осознавая важность его результатов для послевоенного развития, прежде всего в Европе. Мнения были разные, как и оценки договора[849]. Именно поэтому на обратном пути из Москвы в Лондон, пролегавшем через Алжир, Бенеш поспешил встретиться с находившимся там Черчиллем, чтобы проинформировать его о результатах визита в СССР. «Итоги поездки превзошли мои ожидания, – сообщал он в МИД 22 декабря, – несмотря на это следует сохранять в комментариях и в беседах спокойствие и деловитость. Англичан я буду информировать подробно после возвращения. Нужно успокоить их»[850]. 4 января 1944 г. президент имел три продолжительные беседы с британским премьером, о которых сделал собственные короткие заметки: «Он (Черчилль. – В. М.) был за договор с Советским Союзом, Форин Офис на это смотрит неправильно», «нужно к этому подключить поляков – я должен помочь», «мы – домюнхенские границы», «немцы – все на родину (в Германию. – В. М.), как [договорились] и с русскими»[851]. 11 января Бенеш сообщил Фирлингеру о беседах с Черчиллем: «Я информировал его о своих московских разговорах и передал поздравления от Сталина. Он был этим весьма искренне обрадован и повторял не только мне, но позднее также и Лебедеву, как дорожит дружбой Сталина, и так же, как Сталин, Черчилль желает, чтобы сотрудничество между Великобританией, СССР и Соединенными Штатами пережило войну и обеспечило миру мир. Черчилль полностью согласен во всем со взглядами Сталина относительно польского вопроса, вопроса о границах между Германией, Польшей и СССР и наших дел. Подчеркивал мне, что полностью понимал и признает необходимость общей чехословацко-советской границы, полного трансфера немцев из Республики и высоко оценивал значение чехословацко-русского договора». Выступая 11 января на чрезвычайном заседании чехословацкого правительства, Бенеш так описывал свою встречу с Черчиллем: «Я передал ему весьма лестные приветы от Сталина. Черчилль был к этому необычайно чувствителен. Сталин говорил мне о Черчилле чрезвычайно хорошо. Черчилль – точно так же о Сталине. Сталин, когда я покидал Кремль, еще через стол обратился ко мне: „Поцелуйте от меня Черчилля“. Интересно, что эти личные отношения, которые установились на конференции в Тегеране, играют на всех сторонах (в отношениях между союзниками. –