Второй круг - [142]

Вышедшие из деликатности в коридор две Нинины товарки вернулись в палату. Одной из них должны были делать укол.

— Не бойтесь, не бойтесь! — сказала Нина медсестре, которая стояла со шприцем наготове. — Он отвернется. Отвернись, Росанов, бабник такой! Ну ладно. А как Настенька? Как она, моя хорошая девочка?

— С ней все в порядке.

— Она меня вспоминает?

— Конечно, — соврал Росанов, недоумевая, как можно знать, вспоминает ли она что-нибудь, если еще не говорит.

— Ей, наверное, жалко мать?

— Еще как жалко, — подтвердил он.

— Но ты ее сюда не вздумай приводить. Здесь от одного воздуха можно заболеть. Здесь, в больнице, отчего, думаешь, все больные? От воздуха. Вот если меня выпустят на свежий воздух, я сразу и выздоровлю. Чувствуешь, чем здесь пахнет? Не чувствуешь? Все равно беги домой! Будь побольше с Настей. И Машку — в шею! Машке — бой!

Слушая Нину, он иногда отвлекался на серую пушистую бабочку, которая с придурковатой настойчивостью бесшумно дрожала крыльями и медленно двигалась по стеклу вверх-вниз, надеясь найти дырку.

— Так ты скажи Машке, — сказала Нина, тоже взглядывая на окно, — во дурочка, выпусти ее… — Последнее относилось, разумеется, к бабочке.

— Ладно, скажу. Если увижу.

— Так-то она неплохая… Можешь уже поворачиваться — ее укололи… всю искололи… И меня тоже всю искололи. А Машка умная, все знает. Это меня, дуру простоплетную, несло всю жизнь, несло. Я безвольная. Да и ты дурачок: не можешь найти себе дела по сердцу. А Машка правильная. Такая змея! И глаз у нее змеиный. И я тебя, Росанов, очень люблю. А теперь беги. Впрочем, сердцу ведь не прикажешь. Пусть ходит к тебе, если совести нет совсем.

— Не говори глупостей!

На Нининых глазах появились слезы.

— Молчи, — сказал он, — длинный язык — находка для шпиона.

— Беги, беги! Настеньку поцелуй. Ладно. Беги!

Иван Максимович Росанов вернулся с работы раньше обычного.

— Тут тебе письмо, — сказал он, — я его спрятал. А то Настенька порвет. — И, усмехнувшись, добавил: — Она категорически против всякой переписки.

Росанова пот прошиб.

«Надо поскорее распутаться, — подумал он, — давно пора. Ну да, пора. Как по этому поводу сказал Пушкин? «Пора, пора! рога трубят; псари в охотничьих камзолах чем свет уж на конях сидят, борзые прыгают на сворах…» Это, значит, ямб… Ну да, ямб. Э-э, да тут два письма».

Он сел на диван и разорвал один конверт: «Уважаемый товарищ… состоится совместное совещание летного и инженерно-технического состава… Повестка дня… Докладчик…»

«Уважаемый товарищ… открытое собрание Базы. Повестка дня…»

Раздался звонок — Росанов бросился открывать дверь.

— Телеграмма! Срочная!

«Мне, — отметил он про себя, расписываясь на листке, прислоненном к стене. — Все, Витя. Пора! Борзые уже прыгают на сворах… И чьи-то кони стоят у крыльца… А что же в телеграмме? Почему срочная?»

«Счет два один нашу пользу пьем твое здоровье подробности письмом».

И только тут он заметил двух бдительных старушек соседок, которые, высунувшись из своих дверей, внимательно следили за ним и почтальоном.

— Ку-ку! — сказал Росанов.

— Ку-ку! — весело отозвались старушки.

Снова раздался звонок, и снова старушки, не успев прикрыть двери, высунулись в коридор. На этот раз прибыл Ирженин. Лица старушек озарились чистейшей радостью. Растроганный Ирженин вручил им по свертку с рыбой.

Пройдя в комнату, он положил на стол два полутораметровых свертка.

— Чиры, — пояснил он, — один — из Самоедской, другой — с Канина. Сейчас еду в аэропорт. Могу подбросить.

Росанов мог бы и не ездить на открытое собрание. Но отчего бы не поехать, когда есть машина и нет нужды связываться с общественным транспортом? Тем более он соскучился по Базе и по Ирженину.

По пути на аэродром он спросил:

— Так ты участвовал в матче?

— Конечно! — засмеялся Ирженин. — Первый гол забил Войтин. Он по-стариковски пасся в офсайде. Особенно не бегал. Но вот наконец мяч попал ему. И он, обойдя одного защитника, послал мяч в сетку ворот… То есть в тундру, так как, собственно, ни сетки, ни ворот не было. Поселковые жители, высыпавшие на взлетную полосу, где проходил матч, зарыдали. В конце первого тайма з-цы отквитались. Далее борьба шла с переменным успехом, но безрезультатно. Мы перешли к обороне. В конце матча один из з-цев с подачи Войтина послал мяч в сетку собственных ворот, и тут зазвучал финальный свисток судьи. Поселок 3. в трауре. Ящик шампанского пьют обе команды, и побежденные приписывают победу… тебе.

Росанову сделалось весело.

— Надеюсь, ты им не сказал, что я не попадаю ногой по мячу?

— Ни в коем разе! Ты поступил как настоящий педагог. Ведь педагог без авторитета — нуль. Да, а еще была выдвинута идея организации кубковых встреч между футболистами арктических поселков, поддержанная одним из представителей райкома комсомола, недавним футболистом. Я предложил смеха ради назвать эти состязания кубком имени известного футболиста Росанова. Самое смешное то, что никто не понял моей шутки. — Ирженин засмеялся.

— Представь, — сказал Росанов, — я совершаю какой-нибудь героический поступок и… гибну.

— Тогда кубок будет назван мемориалом Росанова. — Ирженин окончательно развеселился. — И аэросани в Самоедской назовут «Росанов-самоед», — добавил он. — А Сеня напишет книгу «Смерть героя». Впрочем, такая книга уже есть. — Ирженин так развеселился, что едва не врезался в пустой самосвал.