Второй Беличий Песок - [90]

— Вот жуть какая, а! — фыркала Ситрик, — Мак, такенное погрызище надолго?

— А что? — ухмыльнулся тот, склонив ухо.

— Просто спрашиваю, чтобы раскинуть и подумать, что, — резонно цокнула белка.

— Нет, не думаю что надолго, но несколько дней придётся потерпеть.

— Тогда в пушнину.

— А если бы йа цокнул, что теперь буду вонять постоянно? — хмыкнул грызь.

— Макки! — мотнула ухом Ситрик, которая была белкой до кисти ушей, — Вот когда цокнешь, тогда и подумаю, а сейчас так.

По крайней мере, после того как грызь прекратил активно работать с соляркой и несколько дней усиленно полоскал пух в прудах, даром что стояла уже поздняя осень, шерсть кое-как отпустила въедливый запах. Полоскать этот самый пух, прыгая в почти ледяную воду грызю даже нравилосиха, так что обойдя лосиху на водопое, он лез в пруд. Тем более что в такую холодрыгу никто больше не лез, и вода оставалась чистой и не перебаламученной. Вообще Макузь, как и одинадцать из десяти белокъ, понимал, что тёплая сухая куртка становится куда милее после холода и сырости, а не сама по себе, так что закаливал организм по полной программе. Отфыркиваясь, грызь выпрыгивал на скользский берег, покрытый жухлыми облетевшими листьями и сухой травой, и отряхивался, брыляя водой во все стороны, как волчака или любое другое животное. Правда, в отличие от, он ещё нарочно выжимал уши и хвост, чтобы быстрее высохло.

Как он подмечал, колотун, заставлявший цокать уже не словами, а зубами, напоминал о прекрасных летних днях, проведённых напару с грызунихой, когда они зачастую ходили к пруду даже ночью, поплавать при свете полной луны. Вода тогда естественно была тёплая, но опять-таки она приобретала большую ценность в сравнении с холодной осенней. Сейчас в ней отражалось не синее, а серое небо, но Макузь не испытывал по этому поводу никакейшего сожаления, как и всегда впрочем — он знал, что лето вернётся, а серые низкие облака были похожи на ситрячий пух. Ну или на лисий, как цокала Фира.

Пока Речка и Ратыш натурально отбежали в дальний околоток доцокаться о поставках осины, в Щенкове собирали всё необходимое вдобавок к насосу. В частности это были запчасти, из тех что наверняка понадобятся, и приличное количество длинных двулапных пил для льда. Вообще цокнуть, в цокалище со всяким железным и металлическим было не слишком густо — в щенковской области не имелосиха никаких минеральных месторождений, по крайней мере известных, так что любую железку завозили за тысячи килошагов из других областей.

Тем не менее, в цокалище располагались кузницы и механические мастерские, активно стучавшие по наковальням и пилившие: они переплавляли всё, что ломалось, а также собирали нужные изделия из готовых компонентов, завезённых по зимникам и речной сети. Вслуху этого, найти что нужно было реально, хотя и трудоёмко — с одними пилами Макузь находил по дорогам цокалища килошагов триста, пока нашёл, где взять.

Вдобавок к этому, кузница с горном и мехсарай были и у Треожисхултов, так что Макузь при любом случае ходил подпиливать да подтачивать почти как к себе домой. Возившийся там Лупыш никогда не был против, да и возились там достаточно редко, в основном собирая металлолом и переплавляя его в разную текущую полезняху типа дверных петель, крючков и тому подобного. Попырившись ушами на предприятие, даром что не гигантское, но всё же, Макузь задумал мысль, но пока отставил, потому как было ещё рано влезать и в этот песок, пока не разгребён предыдущий.

Вслуху того, что серо-фиолетовая грызуниха зимой много цокала и носилась по цокалищу, как сойка, Макузь не стал отрывать её от этого занятия, и на прокладку зимника через топь отправились в качестве ведущих ушей Ратыш с Речкой. Они самой собой вспушились и всё такое, но это по умолчанию. Тащиться пришлось на паровике, потому как снежного покрова ещё не выпало и мыши не бегали — зато температура явно залезла под ноль и похрюкивала оттуда, так что лёд намораживался годными темпами.

Пасмурным днём в самом конце осени паровик втащился в Сушнячиху, и оттуда сгрузили насос и всё остальное. Ослух выявил, что дальше пытаться ехать бесполезно, потому как дорога зажата между деревьями и проходит только мышь. Ратыш поквохтал и пошёл изобретать План, который был нехитёр — погрузить насос на три тележки и влапную оттащить к месту. Само собой, городить всё это погрызище он не собирался на две пуши с Речкой, с ними ехали ещё пятеро трясов — молодые грызи из проходивших оттряску, не особо натасканные, но с поднятыми хохолами и шустрые.

Дней семь было затрачено на то, чтобы по узкой тропе допереть насос за несколько килошагов до Понино — но, пуши не торопились и когда чувствовали, что организм устал, сбавляли ход. Промёрзшая верхняя корка грязи крайне способствовала — колёса не проваливались, хотя бы. Возле самой границы болота насос постепенно взгромоздили на широкие полозья, дабы двигать по снегу и льду.

Затем началась весьма трудная возня по выкапыванию ям, из которых можно взять воды — рыть приходилосиха, стоя на брёвнах по краю, и вынимать вёдрами жижу. Вдобавок, без укрепления стенок яма тут же обваливалась, поэтому пуши ещё и вкорячивали туда брёвна. Однако эта работа имела прямой смысл, потому как с ямами дело пошло быстрее — растопив котёл паровика, грызи начали поливать дорогу водой из шланга. Сделаный из плотного клоха, шланг имел длину шагов в двести, так что получалось достаточно годно. Политая тропа быстро замерзала, превращаясь в ледяное покрытие, по которому уже было куда как сподлапнее ходить, чем по тонкому хрупкому льду на трясине. По этой же дороге насос перетаскивали дальше, к следующей яме.