Второй Беличий Песок - [24]

Когда приступили непосредственно к перегонке, хлопот у грызуний прибавилось — потому как несильный огонь в печке поддерживали постоянно, то есть и ночью тоже, так что дежурили посменно. Перед началом собственно опыта через установку прогоняли много воды, чтобы замерить, сколько выйдет, а сколько улетучится в виде пара через неплотности; на основе этих данных и собирались высчитывать. И если пораскинуть в целом грызи могли все вместе, то делать постоянные замеры, записывать и считать кучу цифирей приходилось в основном Марисе, потому как белкачи пилили дрова и пихали их в топку, а Пушира взвалила на себя всю текущую возню и оттого тоже была не особо свободна. Хотя, конечно, никто до апуха себя не доводил даже близко, стараясь чтобы не наблюдалось вообще никакой усталости.

Вдобавок грызи использовали старую технологию, которая обеспечивала много чего — цоканье. Хотя все они были причастны ушами к ХимУчГнезду, раньше не пересекались, так что имели допуха чего цокнуть как чисто, так и не чисто поржать. Лущик и Пушира, как выяснилось, несколько лет назад были намеренно посланы в Щенков от своей большой семьи, обитавшей в цокалище Махришин, каковое находилось на берегу моря…

— На берегу чиво-чиво? — уточнил Макузь.

— Моря жеж, — цокнул Лущик, — Ну, это очень большое озеро.

— Большое мягко цокнуто, — хмыкнула Пушира, — Такое, что не видно противоположного берега даже в самую светлую погоду и с холмов. Грызи, которые плавали вдаль, утверждают что там тысячи килошагов сплошной воды!

— А что тут удивительного? — пожала плечами Мариса, — Ведь есть же тысячи килошагов леса, мы их слышим лично, кло? Так почему бы не быть тысячам килошагов воды.

— Логичечно, — согласилась Пушира, — Но лес это привычно для грызо, а вода не очень. Тем более знаешь какие там волны, оягрызу и мать моя белочка!

— Постоянно? — удивился Макузь.

— Нет, только когда дует сильный ветер, — пояснил Лущик, — А когда ветер умеренный, он помогает плавать под парусами на лодках. И да…

Лущик мог долго, очень долго цокать про то, как под парусами и на лодках. Собственно большая часть возни в их цокалище крутилась вокруг этого, так что неудивительно. Осенью вернулись грызи, проведшие несколько лет в подробном расслушивании далёких южных островов, и по полученным данным начали готовиться к некоторым распилкам. В частности, экспедиция выяснила наличие и примерное количество акул в воде, а акула была первой в списке рыбой на вылов и употребление в пищу. Это было не только явно выгодно вслуху того, что хищная рыба не убегала, а сама набрасывалась, но и практиковалось вслуху чисто слышимой нехрурности вылова других рыб, которые не набрасываются. В любом случае, задача довезти в целости рыбное мясо на огромные расстояния не была лёгкой ни разу. Предполагалось использовать как следует теплоизолированный паклей трюм корабля как ледник, чтобы морозить продукт; рассчётов сделать было нельзя, но любая хозяйка знала, что в погребе лёд лежит себе в самое жаркое лето.

При этом давняя практика самовылова акул имела основной целью даже не добычу мяса — с кормом у грызей всё было более-менее ровно — а добычу плотной прочной шкуры, так называемого рыбьего меха. В частности, из рыбомешного клоха делали непромокаемые сапоги самого высокого сорта. Косяк заключался в том, что так сапогов много не получалось, хоть весь пух с хвоста выдерни — пока поймать акулу, пока обработать — только на один материал бухалось невгрызенное количество возни! В частности, это была задача для химиков, изобрести способы обработки клоха без использования дефицитных товаров, и Лущик с Пухой внимательно слушали, что получается по этому поводу.

— Кстати, Вспухина тут дала песку, — цокнула Мариса, — Они там допёрли, как из тара делать что-то вроде воска, и этой погрызенью пропитывать клох.

— И что получается? — уточнил Макузь.

— Получается восковый клох, — точно ответила белка, — Как они цокали, если толстый клох положить на землю, это будет как мульча.

Под мульчой она, как и всякая огородная грызунья, подразумевала воспрепядствование росту сорняков. Чаще всего грядку засыпали старым игольником и корой, чтобы она не заросла, а потом убирали и вскапывали.

— Да, рулоном-то оно пошибче пошло бы, — вспушился грызь, — Тар, цокаешь? Это болотная торфяная жижа?

— Ну да, похожа на такую погрызень, которую называют «нефть».

— Этой дряни пух много наковыряешь, — цокнул Макузь, — Чтобы столько клоха фигачить.

— Надо разбрыльнуть, — пожала плечами Мариса.

Они и разбрыливали. По результатам первых двадцати перегонок продукта начало вырисовываться новое и интересное: сверху в ёмкости для охлаждённой жижицы стала скапливаться прозрачная жёлтоватая жидкость — это было слыхать через стекло, специально вкоряченное в бок железной посудины. Грызи почесали уши, намереваясь понять, что это вообще такое, и продолжили трясти. Когда ерунды в бачке стало вполне достаточно, провели подсчёт и выяснили, что происходит какое-то преобразование вещества…

— Это вы с чего взяли? — осведомилась Пушира, хрумая клубнем топа.

— А вот, слухани, — показал на нацарапанное на доске Макузь, — Общее количество полученного практически равно количеству исходного, исключая потери. Поскольку вещество ниоткуда не появляется, то.