Второе рождение Венеры - [12]

– Баронесса Хильберг умерла сегодня ночью во сне, – ответила Мильви Пухвель, – мне сразу сообщили об этом.

– А я уже передала об этом в Москву, – призналась Динара. По-английски она говорила вполне свободно.

– Очень жаль баронессу. Она была приятным собеседником, – грустно сказал Вацлав, – нужно будет заказать вина, чтобы выпить за упокой ее души. Скажите, вы не знаете, насколько мы задержимся на этом острове, госпожа Лахбаби?

– Почему вы спрашиваете об этом у меня? – удивленно спросила Катиба.

– Вы же из соседней страны, – пояснил Вацлав, – значит, должны знать, сколько длятся такие ураганы и как долго мы будем сидеть в нашем отеле.

– У нас в Марракеше не бывает таких ураганов, – ответила Катиба, – у нас пыльные бури. А насчет Мадейры я не знаю.

– Надеюсь, что нас задержат не очень надолго, – вздохнул Вацлав, – ой, посмотрите, кажется, пришла сеньора Гуарески.

В зал вошла женщина. Нет, до этого в зал ресторана тоже входили женщины. Но они просто входили, чтобы пообедать. Эта женщина вошла, чтобы обратить на себя внимание. Высокого роста, с идеальной фигурой, на высоких каблуках-лабутанах, еще более увеличивающих ее рост. В сине-белом платье, выгодно оттеняющем ее загорелую кожу оливкового цвета. Скуластая, похожая на тигрицу, с идеально уложенными волосами и с безупречным макияжем. Создавалось ощущение, что она спустилась не к обеду, а пришла на прием к уже несуществующему много десятилетий королю Португалии.

– Добрый день, сеньоры и сеньориты, – первой поздоровалась Стефания Гуарески, – приятного вам аппетита. Она прошла за соседний с женщинами и Вацлавом столик, подождала, пока подскочивший официант отодвинет ей стул, и уселась на него как королева.

Все три женщины только кивнули ей в ответ. Было понятно, что подобная броская красота итальянки вызывает если не ненависть, то неприятие всех остальных женщин. В зал вошла молодая женщина в сером брючном костюме. У нее были коротко остриженные волосы, серые глаза. Она была лет на десять моложе итальянской красавицы, и поэтому красота последней не действовала на нее столь оглушающе. Это была Кристина Маркевич. Она улыбалась.

– Я только сейчас приехала из города, – сообщила Кристина, – что тут творится? Поднялся такой страшный ветер. И портье мне сказал, что теперь мы будем обедать и ужинать в отеле, пока ураган не стихнет. Как это романтично! Почему у вас такие кислые лица? – спросила она, обращаясь к сидевшим за первым столиком.

– Тише, – попросил ее Вацлав, – у нас случилось несчастье.

– Что произошло? – удивилась Кристина.

– Сегодня ночью во сне умерла баронесса Хильберг, – тихо сообщил Вацлав.

– Какое несчастье, – сказала Кристина таким голосом, каким говорят домохозяйки на рынке, узнав о том, что закончилась спаржа. Она подошла к столику, где в гордом одиночестве сидела Стефания Гуарески, и уселась рядом с ней.

– Отчего она умерла? – спросила Кристина у сидевшей рядом итальянки.

Та пожала плечами:

– Понятия не имею. Наверно, сердце. Ей было уже под восемьдесят.

– Но она так хорошо выглядела.

– Иногда такое случается, – заметила Стефания.

В зал вошла еще одна женщина. Такого же высокого роста, как Стефания, и тоже на высоких каблуках. Только у нее была белая юбка– миди, закрывавшая ее загорелые, мускулистые ноги, и темная блузка без рукавов, не скрывавшая ее высокой груди и мощных, почти атлетических рук. У женщины были зеленые глаза, прижатые к голове большие уши, чувственный рот, резко очерченные скулы. И повадки пантеры. Очевидно, что двум таким грациозным «животным» за одним столом было очень некомфортно. Но для восьмерых гостей было накрыто только два стола, а демонстративно пересаживаться за другой столик никто не хотел. Это была Каролина Лидхольм. Дронго подумал, что в свои сорок пять эта женщина великолепно сохранилась. Она прошла к столу и уселась напротив Стефании, коротко кивнув ей. Между ними словно проскочила искра.

Как странно, подумал Дронго. Когда-то бальзаковский возраст считался для женщины предельно допустимым для флирта и любви. А ведь сегодня женщина, когда ей исполняется тридцать, только начинает расцветать. Все изменилось. Когда-то мужчина в пятьдесят считался глубоким стариком, а сейчас это еще молодой человек, полный сил и планов на будущее. Женщина в сорок уже была старухой, а сейчас они выходят замуж и рожают именно в этом возрасте, не говоря уже о любовниках, которых принято заводить именно после сорока. Может, я думаю так, потому что мне начали нравиться женщины в возрасте? Нет, они мне всегда нравились. Я никогда не понимал, как можно влюбляться в восемнадцатилетнюю девушку, ничего не понимающую и не знающую жизни. Или во мне говорит мой возраст? Возможно, я не совсем прав, ведь чувство любви преображает любую женщину. И все-таки, все-таки… Гораздо интереснее беседовать с человеком, который много знает и много повидал, чем открывать книгу, в которой нет ничего, кроме пустых страниц. Хотя некоторым нравится самим заполнять эти страницы.

Достаточно взглянуть на Каролину Лидхольм или Стефанию Гуарески, чтобы понять, насколько изменились все представления о возрасте. Одна из его знакомых поехала в Лос-Анджелес в сорок семь лет и решила рожать, сделав себе искусственное оплодотворение. Родилось сразу трое близнецов. В прежние времена ее бы назвали героиней, в Средние века просто сожгли бы на костре. В двадцать первом веке это посчитали в порядке вещей. Он хорошо помнил, как в Вашингтоне его познакомили со спикером американского конгресса – Нэнси Пэлоси. Ей было уже далеко за пятьдесят. У нее было пятеро взрослых детей. Но эта женщина произвела на него неизгладимое впечатление. Он даже рискнул бы сказать, что тогда немного влюбился в нее. Эта трехминутная встреча была первой и последней, но он запомнил ее на всю жизнь. В другом случае его познакомили с настоящей красавицей, актрисой, моделью и певицей, позже ставшей супругой президента Франции. Ей тоже было под сорок, но она не только сохранила изящную фигуру и молодую осанку, но и вызывала восхищение мужчин своими независимыми взглядами и суждениями. Очевидно, президент Франции был не самым последним мужчиной в этой стране, если сумел покорить сердце подобной красавицы.