Второе пришествие Афродиты - [44]

— Я помню все, а ты забудь, — громко отчеканила богиня и довольно ощутимо ударила свою недавнюю союзницу по губам, которые сложились в безобразное рыло.

От удара царица громко заверещала, пытаясь подобным образом высказать свое недовольство. Ведь они так не договаривались!

Царица громко закричала:

— Я — человек! Как вы смеете? Вместо крика раздался невероятный поросячий визг. Больше всего Клеопатре захотелось сейчас упасть в обморок и обо всем забыть. Но сознание никак не хотело покидать несчастную. Напротив, женщина почувствовала невероятный прилив сил и с нескрываемым наслаждением вздохнула. Она ощутила себя богатыршей, способной по своей силе сравниться с богами. Невероятная мощь рвалась наружу.

* * *

Богини вновь встали вокруг нее и взялись за руки. Афина пальцем приподняла подбородок смертной и пристально посмотрела ей в глаза. Царица явственно почувствовала, как сердце пронзил острый и раскаленный стержень. Он буквально пронзал насквозь. Внутри все горело и разрывалось.

Внезапно Клеопатру охватило безумное желание стать на четвереньки.

Едва ее конечности коснулись пола, как красивая женщина окончательно превратилась в жуткое чудовище с безобразным оскалом на морде и маленькими красными глазами-колючками. Клеопатра жалобно завыла и зашевелила огромными треугольным ушами. Да только кто ее теперь услышит? Служанки и рабыни давно разбежались. Так что пришлось Клеопатре со своей бедой остаться один на один.

— Ты хотела любить, у тебя не случилось, — завыла Гера, раскачиваясь в разные стороны, — ты хотела любить, у тебя не сложилось. Коль уходит любовь, появляется боль. Появляется боль, появляется кровь! Имя боли — Адонис! Найди и уничтожь!

Животное, подчиняясь, данному приказу, понеслась на улицу сшибая все на своем пути.

— Здорово сработано, — удовлетворенно хмыкнула Афина.

— А то, — устала заметила Гера и вытерла тыльной стороной ладони вспотевший лоб. Она несколько выдохлась.

— Однако, нам следует уходить… Не приведи мойры, Зевс узнает! — поторопила своих союзниц.

Надо сказать, правительница Олимпа жутко не любила, когда кто-нибудь узнавал об этих ее проделках. По возможности всегда старалась делать так, чтобы все оставалось в тайне. При этом мнение смертных ее не волновало. Она боялась только Зевса, реакция которого была всегда непредсказуемой…

Существо, прежде бывшее человеком, упрямо неслось вперед. Черный нос не отвлекался на посторонние запахи. Из тысячи обступивших чудище волновал только один — запах Адониса. «Следовало спешить», — объявили ей богини.

Впрочем, зверь мог бы не торопиться. Царь и сам уже искал встречи с грозным животным. Егеря тут же донесли повелителю, что видели огромного кабана. Они утверждали, что животное, как нельзя лучше подойдет для жертвы великой Артемиде, покровительнице охоты. Увидев подобный дар на своем алтаре, Охотница поймет, что ее место на Кипре, а не в какой-то далекой Иверии.

Однако Афродита жутко испугалась, узнав, что собирается сделать ее возлюбленный и потребовала отложить охоту. — Или я слабее Геракла, — возмутился Адонис, — или мне перестали покровительствовать боги? Не сомневаюсь, они хотят проверить мою отвагу, потому и предлагают выйти на поединок! Могут не сомневаться — я оправдаю их надежды!

Тогда Афродита пожелала поехать на охоту вместе с ним. Что-то говорило ей, грозный зверь неспроста появился в окрестностях Пафоса. Но правитель ее даже слушать не хотел. Подвиг он должен совершить сам!..

* * *

Первой на Олимп прибыла Гестия. Она попыталась придать своему лицу самое кроткое выражение, на которое только была способна. Едва войдя в приемный зал, тут же с радостным криком кинулась Зевсу на шею. Громовержец радостно крякнул. К этой своей дочери он питал особую слабость и безумно гордился ее успехами. Гестии удалось вывести человеческие отношения на новый уровень и превратить брак в великое таинство. Она радовала правителя Олимпа своими деяниями и если бы не постоянная вражда с Афродитой, он бы всегда оставался доволен дочерью.

Вслед за Гестией на Олимп поднялись Афина и Артемида. Увидев, как отец ласкает сестренку, обиженно поджали губы. Однажды Афина не нашла ничего лучшего, как пожаловаться Афродите на его холодность. Афродита, вместо того, чтобы проникнуться жалостью, выдала неожиданное:

— Сестричка, а как ты представляешь сцену — ты висишь на шее у папочки Зевса? Ты ведь никогда не расстаешься со своим копьем и щитом!

— А я? — возмутилась Гера, присутствующая при этом разговоре, не скрыла возмущения, — что мешает ему быть ласковым со мной? Киприда ничего не ответила, лишь передернула плечами, давая понять: подумай сама! В этот момент Гера была готова разрыдаться от жалости к самой себе.

Чтобы там не говорили и не судачили о Гере небожители и смертные, но царица была куда красивее тех женщин, с кем проводил ее время супруг. Ее огромные, слегка навыкате глаза, обрамленные длинными прямыми ресницами, по цвету напоминали темное ночное небо. С той лишь разницей, что оно не могло излучать такой глубокий свет, как глаза Геры. Четко очерченные брови усиливали эффект. Жаль, конечно, что ее взор не дарил такого тепла, которым отличался взор Афродиты. Прямой нос делал ее профиль совершенным. С помощью различных притираний ей удалось придать коже особенный матовый оттенок.