Второе нашествие марксиан: Беллетристика братьев Стругацких - [16]

Шрифт
Интервал

В книге — ближе к конце — есть три важных диалога. Два уже упоминались — это диалоги Жилина и воображаемого Римайера и Жилина и его коллег-агентов. Третий же демонстрирует трудности, ожидающие Жилина в его отчаянной надежде улучшить состояние человечества. В хорошо оборудованном кафе он встречает революционера (по всей видимости, африканца), который приехал в Страну Дураков в поисках оружия и другой поддержки его целей. Несмотря на все слова об освобождении бедного угнетенного народа от диктаторского режима, он не марксист. Он чрезмерно восхищается окружающим его изобилием и доказывает, что материальное изобилие — единственная цель, стоящая борьбы, намного превосходящая такие абстракции, как демократия. Жилин отвечает, что великие революционеры говорили не: «Теперь вы свободны, развлекайтесь», но: «Теперь вы свободны, работайте». Выходец из «третьего мира» немедленно называет Жилина марксистом и тянется за пистолетом.

Если в форме выражения данной идеи и есть нечто неортодоксальное, то сама эта идея — что прогресс базируется не только на материальном изобилии и приверженности к удовольствиям, но на общечеловеческих ценностях — явно марксистская (в лучшем смысле этого слова). Это то, чего критики Стругацких не смогли распознать (это нераспознание можно в значительной степени отнести на счет их определенного консервативного упрямства или закостенелого мышления).

Если идеологические претензии оказались надуманными, то в художественной форме можно усмотреть некоторые недостатки. Пока Стругацкие только подходили к зловещей разгадке тайны (на протяжении первых трех четвертей книги) — и, как и в других произведениях, наслаждались, интригуя читателя нерешенными загадками — с одной точки зрения, в сюжете осталось слишком много оборванных линий, что могло привести к ненахождению разгадки. В то же время общее осуждение всех грехов декаданса дано настолько общо, что многие из подразумевающихся взаимосвязей — например, между досугом, гангстеризмом и научным шарлатанством — остаются настолько смутными, что их наличие приходится принимать на веру. Дарко Сувин (Darko Suvin) заметил, что рассматриваемый роман в чем-то схож с «крутым детективом», наилучшим образом представленным произведениями Реймонда Чандлера — та же манера вести повествование от первого лица, например, равно как и зловещая деятельность заговорщиков, и моральная амбивалентность персонажей. Но Жилин — все же нечто иное, нежели просто «крутой», каковое состояние требует известной доли цинизма по отношению по перспективам улучшения человеческого общества. Трудно соединить извращенную мораль, присущую «крутым детективам», с позитивистской диалектикой Маркса, а Жилин — определенно умеренный марксист. Авторы местами преуспели, но в целом — произведение не из их лучших.

Большее, что можно заметить о романе «Хищные вещи века» с позиции 1990-х годов, — то, что авторы предвосхитили американское движение «киберпанка» середины 1980-х. Как и киберпанк, «крутой» стиль описывает блестящее, хоть и коррумпированное общество, в котором главенствуют мощные организации, пристрастившееся к наркотикам, электростимуляции нервной системы и манипуляциям с помощью средств массовой информации. Критика капитализма подразумевается в произведениях таких авторов, как Гибсон, Стерлинг, Ширли, в каковых произведениях движущей силой каждого — от главы межгосударственной корпорации до незначительного торговца — является богатство и наслаждения, обеспечиваемые богатством, что приводит к нравственной деградации. Такова же идея и романа «Хищные вещи века».

Такой недостаток тонкости перестал удовлетворять искушенному западному вкусу, хотя, возможно, он был более приемлем в то время, когда роман был впервые опубликован; кому-то он мог напомнить нескрываемое, самоуверенное философствование, скажем, Хайнлайна. Впрочем, по-видимому, он оказался слишком утонченным для вышеупомянутых советских критиков, искавших неприкрытое подтверждение партийной оценке исторической неотвратимости. Несмотря на гуманный антикапитализм, этот роман открыл полудесятилетие идеологических споров о творчестве братьев, упомянутое во «Введении».

Роман, который до сих пор считается — многими критиками как на Востоке, так и на Западе, — лучшим произведением Стругацких, появился как раз перед романом «Хищные вещи века», в 1964 году. Он тоже рассматривает проблемы истории и человеческой природы; на самом деле, это, вероятно, лучшая работа Стругацких на эти темы. «Трудно быть богом», переведенный на английский в 1973 как «Hard To Be a God», стал наиболее популярным произведением братьев Стругацких в Советском Союзе и — на время — в 1960-е — самым популярным произведением вообще в жанре фантастики. Значительная часть его успеха была обусловлена его головокружительным сюжетом и персонажами, что сочеталось с намного более серьезной и даже пессимистичной диалектической философией.

Главный герой, называемый в основном тексте доном Руматой, — член группы из Института Экспериментальной Истории, посланной с высокоразвитой коммунистической Земли изучать жизнь гуманоидов на чужой планете. Подобно миру из повести «Попытка к бегству», эта планета находится на феодальной стадии развития. К несчастью, развитие ее отрицает идеи Маркса, поскольку далее общество той планеты дегенерирует до фашизма, не проходя стадию капитализма. Замаскированные под знать (отсюда титул «дон»), Румата и его товарищи оказываются вынужденными — в феодальной стране Арканар — иметь дело с тем, что власть буржуазии консолидируется с похожими на штурмовиков Серыми Солдатами и их вождем доном Рэбой. Бывший правительственный чиновник, Рэба, хотя и примечательный в основном своей посредственностью, тем не менее обладает ужасающей властью террора. Основная его поддержка у населения происходит за счет нарождающегося класса торговцев, которые подозрительно настроены по отношению к старой интеллигенции и аристократии и желают уничтожить оба эти класса. В этом стремлении их поддерживает Церковь в лице воинственных монахов Святого Ордена и — в конечном счете — ночная армия бандитского лидера Ваги Колеса. Здесь мы видим классическую триаду главных злодеев (по Марксу) — мелкую буржуазию, церковь и бандитов — объединяющихся, дабы выполоть ростки просвещения, могущего облегчить переход от феодализма через капитализм к коммунистическому мировому государству, «обществу, свободному от классовых различий и от подавления людей», по словам Руматы.


Рекомендуем почитать
Импровизатор, или Молодость и мечты италиянского поэта. Роман датского писателя Андерсена…

Рецензия – первый и единственный отклик Белинского на творчество Г.-Х. Андерсена. Роман «Импровизатор» (1835) был первым произведением Андерсена, переведенным на русский язык. Перевод был осуществлен по инициативе Я. К. Грота его сестрой Р. К. Грот и первоначально публиковался в журнале «Современник» за 1844 г. Как видно из рецензии, Андерсен-сказочник Белинскому еще не был известен; расцвет этого жанра в творчестве писателя падает на конец 1830 – начало 1840-х гг. Что касается романа «Импровизатор», то он не выходил за рамки традиционно-романтического произведения с довольно бесцветным героем в центре, с характерными натяжками в ведении сюжета.


Кальян. Стихотворения А. Полежаева. Издание второе

«Кальян» есть вторая книжка стихотворений г. Полежаева, много уступающая в достоинстве первой. Но и в «Кальяне» еще блестят местами искорки прекрасного таланта г. Полежаева, не говоря уже о том, что он еще не разучился владеть стихом…».


<Примечание к стихотворениям К. Эврипидина> <К. С. Аксакова>

«…Итак, желаем нашему поэту не успеха, потому что в успехе мы не сомневаемся, а терпения, потому что классический род очень тяжелый и скучный. Смотря по роду и духу своих стихотворений, г. Эврипидин будет подписываться под ними разными именами, но с удержанием имени «Эврипидина», потому что, несмотря на всё разнообразие его таланта, главный его элемент есть драматический; а собственное его имя останется до времени тайною для нашей публики…».


Стихотворения М. Лермонтова. Часть IV…

Рецензия входит в ряд полемических выступлений Белинского в борьбе вокруг литературного наследия Лермонтова. Основным объектом критики являются здесь отзывы о Лермонтове О. И. Сенковского, который в «Библиотеке для чтения» неоднократно пытался принизить значение творчества Лермонтова и дискредитировать суждения о нем «Отечественных записок». Продолжением этой борьбы в статье «Русская литература в 1844 году» явилось высмеивание нового отзыва Сенковского, рецензии его на ч. IV «Стихотворений М. Лермонтова».


Сельское чтение. Книжка первая, составленная В. Ф. Одоевским и А. П. Заблоцким. Издание четвертое… Сказка о двух крестьянах, домостроительном и расточительном

«О «Сельском чтении» нечего больше сказать, как только, что его первая книжка выходит уже четвертым изданием и что до сих пор напечатано семнадцать тысяч. Это теперь классическая книга для чтения простолюдинам. Странно только, что по примеру ее вышло много книг в этом роде, и не было ни одной, которая бы не была положительно дурна и нелепа…».


«Сельский субботний вечер в Шотландии». Вольное подражание Р. Борнсу И. Козлова

«Имя Борнса досел? было неизв?стно въ нашей Литтератур?. Г. Козловъ первый знакомитъ Русскую публику съ симъ зам?чательнымъ поэтомъ. Прежде нежели скажемъ свое мн?ніе о семъ новомъ перевод? нашего П?вца, постараемся познакомить читателей нашихъ съ сельскимъ Поэтомъ Шотландіи, однимъ изъ т?хъ феноменовъ, которыхъ явленіе можно уподобишь молніи на вершинахъ пустынныхъ горъ…».