Второе нашествие марксиан: Беллетристика братьев Стругацких - [15]

Когда это произведение было переиздано в 1965 году, под одной обложкой с ним оказался роман, рассматривающий другую эпоху и более близкий к настоящему — «Хищные вещи века» (буквальный перевод заглавия на английский — «Predatory Things of Our Times», но опубликованный по-английски как «The Final Circle of Paradise»). В нем Иван Жилин, добродушный корабельный инженер из «Стажеров», возвращается на любимую Землю, но в необычной роли: он — секретный агент, маскирующийся под туриста в городе-государстве, одном из последних островков загнивающего капитализма. Курорт, мир внешнего изобилия, за тонким слоем которого скрывается скука и духовная нищета населения. Чтобы заполнить пустые жизни и пустое время, жители города, наряду с туристами, используют дешевые способы щекотания нервов, предлагаемые городом, — например, заброшенное метро, где люди платят за право испытать смертельную опасность — преследуя сумасшедшего робота. Все ценности, включая последние достижения науки и технологии, поставлены на службу гедонизму. Большая часть пищи — искусственная, но повторяет приятный вид натуральных продуктов. Еще страннее и опаснее выглядят поклонники «дрожки» — формы массовой истерии, индуцируемой прямым электрическим стимулированием центров удовольствия в мозгу. Аналогично действует (хотя и отличается более опасными последствиями) «слег» — предназначенное для индивидуального использования сочетание электрической и химической стимуляции (у которого есть, к несчастью, последействие — медленное разрушение потребителя; это последействие во многом похоже на результаты потребления героина).

Задание Жилина состоит в том, чтобы выявить причины и — если это возможно — людей, ответственных за дегенерацию этого общества. В ходе выполнения задания он должен попытаться связаться со своими предшественниками-агентами — Пеком и Римайером. Через несколько загадочных эпизодов он выясняет, что Пек стал одним из главных распространителей «слега», а Римайер — безнадежно пристрастился к «слегу». Жилин даже испытывает «слег» на себе, движимый чем-то вроде научного любопытства и стремления понять, с чем он имеет дело. Он выясняет, что это действительно сильное средство бегства от действительности, но не становится «слегоманом». Но, впрочем, этот опыт помогает ему прийти к удивительному умозаключению: что нет группы людей, ответственных за духовный упадок этой или любой другой культуры — ответственность лежит на всем населении и на слишком человеческом, к несчастью, привкусе извращенной и эгоцентричной чувственности. По иронии судьбы, непосредственные руководители Жилина не соглашаются с ним, заявляя, что «если есть преступление, значит, есть и преступник…»

Упадок наступает, потому что люди слабы. И человеческая слабость в этом романе приводит к последствиям куда более серьезным, нежели игрушечное «мещанство» ранних произведений, к последствиям, приближающимся ко злу. В добавление к скуке, материализму, эгоистичности, гедонизму, искусственности, малочисленности философов и научному шарлатанству, критикуемым на страницах романа, часты упоминания гангстеризма и фашизма. Две неуловимые работы, упоминаемые в романе, носят говорящие названия — «История фашизма» и «Социология разлагающихся экономических формаций». В этом обществе изобилие и богатство стали целью вместо того, чтобы стать средствами построения лучшего мира.

В одном из эпизодов, ближе к концу романа, Жилин вступает в воображаемый диалог с Римайером — о целях и средствах истории. Жилин доказывает, что задача людей — взаимодействие ради подлинного социального прогресса. Воображаемый Жилиным Римайер настаивает, в свою очередь, что прогресс — в форме науки и технологии — породил слег, который может обеспечить любого желающего индивидуальным раем — и без боли, борьбы, работы или жертв. Слег создает иллюзию материального и духовного благополучия. Такова, говорит воображаемый Римайер, может быть цель истории, а не социалистическая утопия.

Жилин отказывается принять Римайеровское видение будущего, хотя он и сознает со страхом, что прелесть такого бытия может привлечь слишком многих. Но хотя он и возлагает ответственность за социальное зло на Простого Человека, он не рассматривает зло как неотъемлемую принадлежность человечества. Путь к спасению, по мнению Жилина — образование. Когда он противостоит своим начальникам в интерпретации той конкретной ситуации, он противостоит также и их варианту решения проблемы: изолировать город от остального мира и провести насильственное очищение. Он хочет перестроить сознание людей, «вернуть людям души, сожранные вещами, и научить каждого думать о мировых проблемах, как о своих личных». Он решает остаться в Стране Дураков, если ничто иное не может спасти мальчика, с которым он подружился, мальчика, запуганного окружающим, и его приятелей. Опять будущее — в детях.

Как уже говорилось во «Введении», некоторые советские критики нашли это произведение спорным с идеологической точки зрения; они утверждали, может быть, излишне придираясь, что четко не определены ни Страна Дураков, ни ее экономическая основа. Подразумевалось, что такому кусочку загнивающего капитализма нет места на идеальной марксистской Земле будущего, хотя даже из контекста ранних работ Стругацких ясно, что такой анклав, подобно коррумпированной Бамберге из «Стажеров», является реликтом уходящей эпохи. Возможно, критики-идеологи, подобно упорным жилинским коллегам — Оскару и Марии (Marya) ожидали увидеть четко обрисованных преступников или клику гангстеров, экономически подавляющих население, и которые могли бы быть обвинены в печальном состоянии государства и быть уничтожены. Вместо этого роман показывал общество, просто слишком сильно хотевшее быть совращенным изобилием и богатством — ради получения удовольствия.