«Второе издание капитализма» в России - [14]
А ведь именно их образ жизни в максимальной степени напоминает образ жизни современных российских рабочих.
Кроме того, разве является современный российский рабочий класс, подобно пролетариату царской России, опережающим классом? Разве он выделяется высоким уровнем грамотности среди почти сплошь неграмотного населения? Разве именно он занят в наиболее технологически и научно сложных отраслях экономики?
Наконец, проникнут ли он – пусть даже стихийно, на невербализированном уровне – классовым духом? А ведь именно этот стихийный классовый дух обеспечил столь успешное внедрение социал-демократических идей в рабочую среду.
У нас же, как выяснилось из опросов ФОМ в 2001 году, лишь 6 % респондентов (и необязательно рабочих) определили себя в классовых категориях[58]. И лишь 3 % опрошенных наемных работников проявили классовое сознание, противопоставив себя работодателю в оппозиции «мы – они»[59]. Причем понятие «наемный работник» вовсе не идентично понятию «рабочий»!
Очевидно, таким образом, что социальная структура дореволюционной капиталистической России нам хорошо известна, а современной – нет. Но сомнений в их резком различии тоже нет.
Во-вторых, принципиально отличаются друг от друга правящие классы в дореволюционной капиталистической России и в России сегодняшней.
В дореволюционной России правящим классом было дворянство, то есть в основе своей помещики, класс феодалов – и дворянство оставалось правящим классом даже после реформ 1860-х годов и даже после Революции 1905 года, когда российская монархия стала быстро эволюционировать в сторону типичной буржуазной монархии.
Да, конечно, существует старая – предложенная еще дворянско-буржуазной историографией – теория надклассового характера государственной власти (и, следовательно, бюрократии) в России – и этой теории отдал дань даже Плеханов. Но эта теория вполне опровергается конкретными знаниями – об откровенно классовой (продворянской) политике царизма, о дворянстве как крупнейшем собственнике средств производства, о преимущественном положении дворянства в бюрократическом аппарате. Собственно, высшая и средняя бюрократии формировались из дворянства – и, как известно, классовая однородность их обеспечивалась по сути автоматическим получением дворянства при достижении определенных классов Табели о рангах. Одновременно дворянство составляло гарантированное большинство офицерского корпуса царской России, несмотря на все возможности продвижения по службе – особенно во время войны – «нижних чинов». По подсчетам П.А. Зайончковского, единственным разрядом вооруженных сил (из семи), где потомственные дворяне в конце XIX века не составляли большинства офицерского корпуса, была регулярная пехота. Но поскольку 46 % офицеров, не являвшихся потомственными дворянами, были детьми личных дворян, суммарно дворянское преобладание в офицерском корпусе оставалось не поколебленным[60]. По данным П. Кенеца, перед I Мировой войной доля потомственных дворян среди офицеров даже статистически ощутимо выросла[61].
Единственным претендентом на роль нового правящего класса была, естественно, буржуазия, формировавшаяся разночинно – но и в рядах буржуазии немалый процент составляли сословные дворяне. Однако российская буржуазия (даже крупная) была исключительно труслива (что показал 1905 год) и в массе своей склонна приспосабливаться к интересам (и диктату) дворянства, а то меньшинство, которое демонстрировало оппозиционность, стремилось всего лишь добиться участия во власти в качестве младшего партнера дворянства (если это – оппозиционность, то, надо признать, очень умеренная). Разумеется, буржуазия, как коллективный денежный мешок, могла оказывать – и оказывала – давление на бюрократию в целом, подкупая ее и заставляя учитывать свои интересы, но все же не в прямой ущерб коренным интересам правящего класса (дворянства) и не до такой степени, чтобы действительно, как это получалось у Покровского, превратить бюрократию в агента торгового капитала[62].
Совсем по-иному выглядит ситуация в современной России. Нынешний правящий класс – бюрократ-буржуазия – формировался с невероятной скоростью (вынужденно, впрочем) в условиях, когда невозможно было опереться на владение средствами производства для реализации претензии на роль правящего класса: средства производства в СССР принадлежали государству. Вместо собственности в качестве аргумента можно было предъявить
