Второе дыхание - [8]

— Я куда чаще бываю во Франции и действительно выигрываю там скачки, но моя супружница вечно все путает.

Он обвел нас взглядом, как бы ища сочувствия своей тяжкой семейной жизни, и самодовольно улыбнулся. Я подумал, что сама Гленда, конечно, не сахар, но ее дорогой Джордж хуже горькой редьки.

Роскошный ленч плавно перешел в кофе и вполне достойный портвейн, и в конце концов гости не без сожаления принялись расходиться. Но нам с Крисом надо было, чтобы кто-то подкинул нас до нашего «Чероки», а между тем Белл нигде видно не было.

Я стоял, переминаясь с ноги на ногу и не зная, куда деваться, но этому положил конец сам Каспар Гарви. Он подошел ко мне и сказал тоном, не допускающим возражений:

— Раз уж вы добрались к нам в Ньюмаркет, давайте съездим взглянуть на мою кобылку. Заодно сфотографируете ее. По крайней мере будете знать, какова та лошадь, ради которой мы интересуемся погодой в пятницу.

Он решительно подхватил меня под локоть, так что противиться было бы попросту невежливо — хотя, с другой стороны, отчего бы мне и не взглянуть на кобылку, раз хозяину так этого хочется? Не такая уж это большая услуга после превосходного ленча. Вот только Крис торопился — нам надо было вернуться домой засветло.

Впрочем, Крис выходил из себя не из-за времени, а из-за того, что ему придется ехать в «Лендровере» вдвоем с Белл. Казалось бы, зачем нам на четверых две машины — но Каспар Гарви явно и недвусмысленно намеревался ехать на двух машинах. Он сердечно помахал рукой Оливеру Квигли, последнему из отбывших гостей, прощаясь с ним до скорой встречи, и направился к своей машине.

Он выехал из ворот вслед за голубым «Вольво» Квигли и предоставил Крису и своей дочери добираться до конюшни на «Лендровере».

Поскольку до конюшни было рукой подать — миль шесть или около того, — Каспар Гарви не стал терять времени и сразу взял быка за рога.

— Как вы считаете, насколько неуравновешен этот ваш Крис?

— Хм… Н-ну… — неопределенно промычал я.

— Я не желаю, чтобы он стал моим зятем! — объявил Гарви.

— Ну, в настоящий момент это представляется маловероятным, — заметил я.

— Как бы не так! Девчонка от него без ума. В том году они грызлись, как собаки, — и я, честно говоря, был рад этому. Не то чтобы он был плохим спецом — он блестящий метеоролог. Я всегда следую его советам, и это сберегло мне тысячи — буквально тысячи! — фунтов.

Гарви замялся — видно, следующий вопрос показался ему чересчур прямым, но он все-таки его задал:

— Не могли бы вы ему сказать, чтобы он оставил мою дочь в покое?

Ну что можно ответить на такое? «Нет, не могу». Но мне показалось, что сам вопрос был поставлен неправильно.

Видя, что я молчу, Гарви продолжал:

— В том году она шипела и плевалась, как дикая кошка. Сорвалась с места, уехала в Испанию, устроилась там на работу. А полтора месяца назад вернулась и потребовала, чтобы я устроил этот ленч и не говорил Крису, что она тут будет, — и я сделал, как она просила, бог весть почему. Я думал, что между ними все кончено. Я ошибся.

Он мрачно умолк. Мощная машина урчала, пожирая мили.

— Он спросил, нельзя ли захватить с собой приятеля, и когда я увидел вас… вы выглядите человеком разумным, не то что он, — я подумал, может, вы ему скажете, чтобы не заводил все сызнова, не тревожил Белл… но вы, похоже, считаете, что это плохая идея…

— Сами разберутся… — сказал я, чувствуя себя довольно беспомощно.

Гарви явно ожидал другого ответа. Оставшуюся часть пути мы ехали в угрюмом молчании, взаимно недовольные друг другом.

Оказалось, что конюшня Оливера Квигли находится на противоположном конце Ньюмаркета. Там магазины и гостиницы сменялись тем, ради чего и существовал этот город: денниками выхоленных лошадей и пустошами, где эти лошади учились побеждать.

Тренер Квигли остановил голубой «Вольво» посреди двора. Даже здесь, в собственных владениях, он похоже, чувствовал себя не в своей тарелке. В большой прямоугольной конюшне суетились конюхи: они кормили и поили лошадей, меняли соломенные подстилки, чтобы их подопечным было тепло и уютно ночью. Один из работников — очевидно, главный конюх — отмерял лошадям вечерние порции корма. Двери некоторых денников стояли открытыми, в некоторых горел свет, другие были заперты, и свет в них был потушен. Чувствовалось, что все конюхи торопятся поскорее управиться с воскресной программой и перейти к более приятным занятиям.

Каспар Гарви остановил свою машину рядом с машиной Квигли. О чувствах своей дочери он так больше и не упоминал.

Конюхи заметно подтянулись, когда появились двое самых могущественных людей в их жизни: тренер Оливер Квигли (и неважно, что Квигли такой дерганый: жалованье-то все равно платит он, и никто другой!) и Каспар Гарви, владелец четырех чемпионов, бывших честью и славой не только этой конюшни, но и всего конного спорта.

Кобылка, которая должна была участвовать в скачках в пятницу, находилась за одной из запертых дверей. До нее очередь еще не дошла.

Каспар Гарви, приятно взбудораженный предстоящей встречей со своим имуществом, подошел к шести денникам, расположенным отдельно от прочих, между двумя дорожками. Одна из них вела от конюшни к Уоррен-Хиллу, где тренировали лошадей, другая — к большому дому, где, видимо, жил сам Квигли.