Второе апреля - [62]

— А свистки нам выдадут? — спросил Сева, подняв руку.

— Это зачем еще? — ужаснулся лейтенант, у которого, наконец, лопнуло терпение.

— Чтобы нас слушались. А то некоторые взрослые могут не подчиниться или убежать.

Лейтенант тихо застонал, а общественник в кителе с пиджачными пуговицами стукнул пальцем по столу и сказал:

— Далеко не убежит! Учтите, товарищи, за сопротивление дружинникам, равно как и милиции, полагается статья...

— Ну при чем это? — сказал лейтенант. — Какая еще статья? Просто вы, ребята, культурненько подходите, если кто нарушает или переходит не там. И тихо-вежливо укажете: мол, нехорошо, дяденька, нарушать в нашей столице, в самом красивом городе мира...

И тут лейтенант вдруг замолчал, видимо, представил себе какую-то живую картину. Потом он встал и сказал решительно:

— Ну вот что. Я сейчас послушал товарища Ферапонова, подумал и, знаете, засомневался. Может, не надо этого ГЮДа? А?

— Как не надо?! — испугался Сева.

— Да так, пожалуй, не надо. Идите пока, ребята, гуляйте. Мы еще подработаем этот вопрос.

Ребята немного посмотрели, как общественник пыхтел, краснел и дулся, а потом разошлись по своим делам.

Нет, этот ГЮД — новорожденный и, кажется, уже покойный — вряд ли мог кого-либо сделать счастливым. Разве что этого дурака Севку, которому лишь бы позадаваться и покомандовать.

... Посреди двора на пьедестале стояла на одной ноге Машка.

— Что это ты так быстро? — спросила она, увидев Ряшу. — Они не приняли тебя?

— Почему не приняли? — сказал Ряша. — Нам самим не понравилось, и мы решили, что не надо. Вообще никакого ГЮДа не будет.

— А что будет?

— Мало ли что будет. Всякое разное.

И тут Ряша ни к селу ни к городу сказал:

— Машка! Слушай, Машка, вот если бы вдруг открылся такой магазин «Все для счастья»...

— А чем там торговать? — спросила Машка, нисколько не удивившись.

— Мало ли чем, — сказал Ряша, не задумываясь. — Подковами. Копеечками, у которых с обеих сторон орел, а решки вообще нету... Или такими пилюлями, усилителями силы, чтоб каждый, кто купит, сразу же сделался непобедимым.

— А зачем быть все время непобедимым? — спросила Машка, сделав ветер своими здоровущими загнутыми ресницами. — Это даже не по-человечески...

Тут Ряша вдруг схватился обеими руками за края пьедестала, крикнул «х-хек!» и мгновенно оказался наверху, рядом с Машкой.

ОНА И ОН Из семейной хроники

Вадиму Сидуру

ВСТУПЛЕНИЕ

Я не был в этих местах лет десять. И вот случилось попасть туда снова. Другие поехали на Енисей, на Ангару, в город Рудный, в Кукисвумчорр или какой-нибудь Икебастуз. Туда, туда, где, как пишут восторженные души, «романтика прописана постоянно». А я сел на Курском вокзале в веселый курортный поезд, в котором пили, пели, смеялись и делали детям «козу» беспечные отпускники. И проводник посмотрел на меня как на арапа и ловкача, когда я перед последней станцией попросил вернуть мой билет для отчета.

— Не пыльная у вас командировочка, — сказал он с наивозможнейшим презрением.

И я, хотя был обязан давать отчет не ему, а издательской бухгалтерии, как-то так виновато пролепетал, что у меня со здоровьем худо, и на север мне нельзя, и на запад тоже не очень...

Ощущение неясной вины не прошло и позже, когда я устроился в кузове полуторки и покатил в сторону, противоположную морю, золотым пляжам и пестрым обольстительным курортным городам. Я ехал в такую местность, где, по словам районных деятелей, любивших прихвастнуть, ежегодно выпадало в полтора раза меньше осадков, чем в пустыне Сахаре.

Но теперь, по всей видимости, с водой как-то обошлось, потому что ландшафт совершенно переменился, и на месте рыжих, вытоптанных солнцем холмов зеленели веселые виноградники, казавшиеся со стороны шоссе густыми и кудрявыми. Я не очень точно помнил, что здесь где, и ждал, что вот-вот наконец начнется рыжее уныние. Но так и не дождался.

В райисполкоме я встретил старого знакомого, товарища Горобца. Он и десять лет назад там работал. Только тогда он, по собственным его словам, был «за старшего подметайлу», а теперь сделался председателем. Притом передовым и знаменитым.

Товарищ Горобец накидал мне множество цифр. Цифры были огромные, и шпарил он по памяти, не заглядывал ни в какие сводки и справки. Каждую новую фразу товарищ Горобец начинал со слов: «Вы не можете себе представить». Хотя именно я-то и мог себе представить, как тут все было.

А потом председатель, райисполкома сказал, что писателям, которые есть инженеры человеческих душ, конечно, не цифры нужны, а души живые. И на этот предмет (чтобы встретиться с душами) мне надо, не теряя времени, катить в совхоз Гапоновский. Это лучшее в области хозяйство (последовал новый каскад цифр), а там наилучшая бригада (еще цифры), а в ней бригадиром Раиса Лычкинова. Та самая!

Я, признаться, никогда раньше про Лычкинову не слышал. И, признавшись в этом, много потерял в глазах товарища Горобца. Он сказал, что Лычкинова, а правильнее Лычкина Раиса Григорьевна, — Герой Социалистического Труда, виноградарь (виноград едите, должны и Лычкину знать). Она как раз два месяца назад прогремела в Москве, пробила такое дело, что и обком не мог. А она, понимаете, пробила!