Второе апреля - [60]
Ну так вот, Митя чуть-чуть пошевелил своей улыбкой и сказал: «Что ж, Саня, я тебе пожелаю успехов, а истине пожелаю всегда соответствовать твоим рассказам».
И Сашка был ужасно уязвлен. Не мог же он, в самом деле, знать, что гордый студент Митя, в свою очередь, позаимствовал этот блистательный экспромт у профессора А.Б. Трахтенгерца, сопроводившего именно теми словами последнюю Митину двойку по древней истории...
Попыхтев некоторое время под спокойным и доброжелательным взглядом Сашки, Ряша пришел в себя и развязно предложил «сразиться в города».
— Ну что ж, — сказал Сашка. — Отлично. Пусть будет, скажем, Калуга.
— Анкара, — ответил Ряша.
— Аддис-Абеба.
— Акмолинск.
Суть игры, как вы догадываетесь, состояла в том, чтобы каждый быстро называл город, начинающийся с той буквы, которой закончился предыдущий.
— Караганда, — сказал Сашка.
— Актюбинск, — сказал Ряша.
— Конотоп.
— Пудем.
— Где это?
— В Удмуртии. Честное слово...
— Ладно. Майкоп.
Теперь Сашка коварно загонял Ряшу на трудную букву «п».
— М-м... Петропавловск.
— Кингисепп...
Наконец запас Ряшиных городов на «п» иссяк. Он ловил ртом воздух и мычал:
— М-м... вот этот... м-м... город...
— Считаю, — жестко сказал Сашка. — Могу даже медленно считать. Р-раз, д-в-в-ва... Т-р-р-р...
— Пивожигулевск! — в отчаянье завопил Ряша.
— Нет такого города.
— Есть! Но, пожалуйста, могу другой... Пуплин... Это в Ирландии... Такой порт... Сашка соскочил с барьера и, сказав, «ладно, ладно», пошел к дверям.
— Подвиговск! — умоляюще воскликнул Ряша и гюбежал за Каменским. — Пустанай... Есть же такой... На его вопль прибежали трое пятиклашек, и ободренный Саша решил продолжать спектакль.
— Нету никакого Пустаная!
— Есть! — орал Ряша. — Он есть! В пустыне. В южной части Средней Азии... Просто это маленький город.
— Очень, очень маленький город, — наслаждался Сашка. — О-о-чень...
— Ну, пожалуйста, есть еще много... Прямосибирск...
— Не смеши меня!
— Но он есть. Есть Прямосибирск. Я тебе клянусь. Я даже должен был там жить...
— Ты должен жить в столице Норвегии.
— Почему? — спросил пятиклашка, самый мелкокалиберный из трех зрителей.
— А знаешь, какая столица в Норвегии?
— Осло, — сказал пятиклашка, потом, сообразив, подпрыгнул и завопил от счастья: — Осло! Осло! Осло!
Ряша, сутулясь, шел по бесконечному школьному коридору и проклинал звонок, который, когда действительно надо, никогда не звонит. Еще целых двадцати минут до начала уроков. Находятся же идиоты — являться в школу на час раньше: Коля, Сашка, пятиклассники эти...
Он шел по коридору, непонятно куда и зачем, а в голове его, как петарды, взрывались города на «п»: П-Полтава... П-Полоцк... П-Париж (О-осел! Забыть Париж!)... Портсмут... Перт... Пярну... Пушкин... Псков...
— Поздно, — печально повторял Ряша, — п-поздно!
Машка Гаврикова, скакавшая по коридору навстречу Ряше, увидев его удрученное лицо, сразу остановилась, как в игре «замри».
— Ну что, Ряшенька? Что случилось?
— Ничего не случилось! Может быть у человека плохое настроение? Или не может?
— Может, — сказала Машка, которая все-таки была свой парень. — Но ты плюй!
— Конечно, — сказал Ряша. — Я и так плюю.
— А я не всегда умею, — сказала Машка. — Иногда умею, иногда нет.
— Тут нужна тренировка, — грустно сказал Ряша. И тут же подумал, что вряд ли у кого другого на свете была по части неприятностей такая тренировка, как у него.
Но на этом Ряшины испытания не кончились. Едва он достойным образом отбился от Машки, как вдруг перед ним выросла его собственная мама. Сверкая глазами, пылая щеками и даже, как показалось бедному Ряше, слегка дымясь, мама воскликнула:
— Будешь или нет слушаться бабушку? Почему ты убежал без курточки? Для чего тебе нужно простудиться?
Да не нужно мне, — сказал Ряша. — На кой это мне...
— А ну, порассуждай мне еще! — сказала мама, втискивая своего ненаглядного Ряшу в его злосчастную курточку.
И разумеется, точно в этот момент появился Сашка Каменский. Он скорчил благонравную мину и сказал:
— Здравствуйте, доброе утро!
— Вот видишь, — обрадовалась мама. — Вот Саша пришел в курточке... Не посчитал для себя зазорным...
— Да, — сказал Сашка таким голосом, каким заговорил бы соевый шоколад, если бы он мог заговорить. — Я стараюсь сохранить свое здоровье, а Володя, мне кажется, напрасно пренебрегает. Всего доброго.
И он удалился на своих журавлиных ходулях, даже спиной выражая великое торжество.
— Ну, — сказал Ряша. — Я уже надел твою паршивую курточку. Но я никогда тебе не прощу...
— Чего, Вова? — удивилась мама, которая мгновенно остывала, едва только добьется своего. — Чего не простишь?
— Всего, — сказал Ряша, упиваясь возможностью вылить, наконец, все-все, что у него накопилось из-за Коли, из-за Сашки, из-за Машки, из-за пятиклашки и из-за него самого, Ряши. — Не прощу!
— Нашел время, — сказала мама, пытаясь поправить Ряшин воротничок. — Я и так по твоей милости опаздываю. Меня больные ждут с острой болью.
Мало ей своих больных, обязательно нужно, чтоб и у родного сына тоже была острая боль. Врач, а не понимает!
Через пять минут произошло событие, которое заставило бы Ряшу торжественно заявить, что бог есть. Если бы он умел думать о боге. Короче говоря, не успел он подняться на второй этаж, как нос к носу (вернее, из-за разницы в росте — нос к плечу) столкнулся с Сашкиным отцом. И вдобавок к нему еще и с Сашкиной мамой.
Рассказ из одноименного сборника и послесловие Бенедикта Сарнова. Советский Писатель, 1990 г.
Илья Зверев (1926–1966) родился в г. Александрии, на Украине. Детство провел в Донбассе, юность — в Сибири. Работал, учился в вечернем институте, был журналистом. В 1948 году выпустил первую книгу путевых очерков.Илья Зверев — автор многих книг («Ничего особенного», «Государственные и обыкновенные соображения Саши Синева», «Все дни, включая воскресенье…», «Второе апреля», «Трамвайный закон» и др.). Широкому кругу читателей известны его рассказы и повести, опубликованные в журналах «Знамя» и «Юность». По его произведениям сделаны кинофильмы и спектакли («Непридуманная история», «Второе апреля», «Романтика для взрослых»).Писатель исследует широкие пласты жизни нашего общества пятидесятых и первой половины шестидесятых годов.В повестях «Она и он», «Романтика для взрослых», в публицистических очерках рассказывается о людях разных судеб и профессий.
Повесть из альманах «Мир приключений» 1957 (№ 3)Для старшего возраста.Рисунки И. Вусковича.
Опубликовано в журнале «Юность» № 10, 1963Рисунки Б. Косульникова.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.