Не успел я приклеить третью листовку, как услышал хмыканье и, обернувшись, увидел благородного вида господина и старшего сына.
— Работаешь. — Они переглянулись, ухмыляясь, и при этом выглядели очень зловеще, не сделав даже попытки сорвать листовки или помешать мне их расклеивать.
Придя в полную растерянность и не зная, что предпринять, я наклеил еще штук десять.
— Мы уж было подумали, что ты утихомирился, а ты снова за свое. Фашистское сознание — штука страшная, — сказал сын, обращаясь к отцу.
Благородного вида господин кивнул.
— Иди-ка сюда, — потянул он меня за руку.
— Может, содрать их? — спросил сын.
— Не нужно, пусть останутся в назидание. И послужат ему прекрасным уроком.
Заломив мне руки, меня отвели обратно в квартиру. Торжествующе благородного вида господин показал семейству листовки и брезгливым тоном рассказал о случившемся. Собравшийся уходить второй сын перестал одеваться и, выпятив грудь, злобно уставился на меня, но сразу же, будто ему что-то пришло на ум, изменил выражение лица и ухмыльнулся. Кикуко сидела понурившись и печально смотрела на меня, в ее глазах можно было прочесть осуждение. Остальные, естественно, не проявляли никакого интереса.
Благородного вида господин медленно заговорил:
— К.-кун, само собой разумеется, что ты должен нести ответственность за листовки. Начать с того, что по существующим в этом доме правилам использование стен для расклейки, а также их порча должны оплачиваться в размере ста иен за один листок. Ты расклеил десять листков — значит, тысяча иен. На нас, естественно, никакой ответственности не лежит. Кстати, ты получил разрешение управляющей домом на расклейку листовок? Согласие не было получено, думаю, что так. За это штраф пятьсот иен. Мы, конечно, поддержим в этом управляющую. А это приведет к результатам, прямо противоположным тем, на которые ты рассчитывал, — управляющая будет полностью поддерживать нас. Между прочим, в доме примерно половина жильцов задерживает квартирную плату. Неужели ты думаешь, что они пикнут против управляющей? Остальные — почти одни женщины, — все они более чем друзья мои и моих сыновей...
— Мерзость, мерзость, — захныкала вдруг умирающим голосом женщина и прервала этим благородного вида господина.
Рядом с ней стояла бледная, поникшая девушка. Старуха, утешая, гладила женщину по спине. Я молча вышел и стал сдирать листовки, которые мне с таким трудом удалось расклеить.
В ветреные дни каждую ночь из щелей крыши дома, в котором живет К.-кун, лились листовки. Десятки, сотни, тысячи листовок, подхваченные ветром, летали по городу. И никто не знал, откуда они летят. Десятки, сотни, тысячи жертв читали их.
Вторгшиеся затеяли необыкновенный судебный процесс, связанный с листовками. Они заявили, что листовки заражены опасными бактериями. В результате проверки, проведенной санитарной инспекцией, действительно были обнаружены некие бактерии. Добросовестный адвокат заявил, что такого рода бактерии есть на любых предметах, не подвергающихся дезинфекции, но его заявление было проигнорировано и был издан закон, запрещающий распространение листовок. Однако, еще за несколько дней до решения суда из крыши дома перестали вылетать листовки. Обессилев от насилия и голода, К.-кун устроил себе «отдых». Встав на колени, проткнул горло спицей.
