Вторая жизнь фельдмаршала Паулюса - [44]

И вот в начале июля телефонный звонок из Москвы — приказание явиться в наркомат. Приезжаю, докладываю начальству и на следующий день вхожу в большой кабинет в здании, где ранее размещался Коминтерн. Меня провожает туда женщина-секретарь, а в кабинете уже находятся трое: Георгий Димитров, имевший болезненный и усталый вид, Вильгельм Пик и еще один неизвестный мне товарищ.

— А, старый знакомый! — приветливо говорит Вильгельм Пик. И обращаясь к Димитрову: — Это товарищ Бланк. Я тебе о нем рассказывал, ему молодой Вернер клялся в «любви к тебе», — шутливо добавил он.

Говорили по-немецки. Георгий Димитров пригласил меня сесть. Принесли чаю. Он спросил, как настроены молодые офицеры из числа военнопленных, те, кому 20–30 лет.

— Это ведь особенно важно, — подчеркнул Димитров. — Если хотите, это важнее, чем настроения генералов. Они вернутся в свободную Германию, свободную от фашистов, капиталистов и юнкеров, где им предстоит начинать жизнь, найти свое место в новом обществе. Товарищ Вильгельм, — взглянув в сторону Пика, продолжал Димитров, — говорил мне, что вы в Суздале раздали анкету военнопленным, произвели опрос.

Я рассказал, что на вопросы нашей анкеты, которую заполняли анонимно, 22 процента ответили, что в победу гитлеровской Германии больше не верят, 13 — что не одобряют политики Гитлера. А на вопрос, что побудило следовать за фашистской кликой — свыше 70 процентов ответили: привычка подчиняться властям. Эти цифры заинтересовали Димитрова. Он попросил составить ему справку и посоветовал периодически проводить подобные опросы среди младших офицеров и других военнопленных моложе тридцати лет.

— По мере того как Красная Армия будет продвигаться на запад, настроения будут резко меняться, — сказал Георгий Димитров. — Нас особенно заботит судьба растленной Гитлером немецкой молодежи. В антифашистских школах здесь, в Советском Союзе, она быстро избавляется от нацистского дурмана, особенно после Сталинграда. Но ведь нам предстоит отобрать у нацистов всю молодежь, или, но крайней мере, ее большинство. Для этого не надо жалеть сил. Ты рассказывал мне, Вильгельм, — продолжал Димитров, — о молодых немецких солдатах, сдавшихся добровольно в плен Красной Армии, которые пошли в расположение фашистских войск в районе Великих Лук, чтобы убедить гарнизон капитулировать… Где они теперь, чем занимаются? (Речь шла, как я после узнал, об активных антифашистах-солдатах Гейнце Кесслере, Франце Гольде и лейтенанте Августине).

— Это замечательные парни, Георгий, — ответил Вильгельм Пик. — Они работают вовсю, и скоро для них будет еще больше работы.

В середине июля 1943 года в Красногорске под Москвой состоялась учредительная конференция, на которой был основан Национальный комитет «Свободная Германия». Гейнц Кесслер был избран членом Национального комитета.

— Когда молодой солдат и тем более офицер вермахта становится убежденным антифашистом — это внушает оптимизм, — сказал Димитров. И, улыбаясь, добавил: — А этот твой Вернер просто хотел, наверно, получить в награду дополнительный паек, как «тайно сочувствовавший» важному государственному преступнику. Ты ему не очень-то верь.

На этом закончилась наша беседа. Димитров пожелал мне успехов, и мы распрощались. Обаяние Георгия Димитрова, простота — он, как говорится, на равных разговаривал с совсем еще молодым человеком — все это глубоко запечатлелось в моей памяти. (А записал я об этом факте тогда кратко: «Д. 4.07.43. М-ва!»)

Тема «родственников» и «сочувствующих», однако, увела нас от лагерных будней. Одна из моих записей — «эксперт-психолог» — напомнила такой случай.

Однажды я получил приказание выслушать военнопленного «психолога» Эриха Цильке, который уже несколько дней добивался приема у начальника лагеря или его заместителя. «По особо секретному делу», — многозначительно подчеркивал он каждый раз. Посыльный из числа совсем молодых военнопленных солдат — немцы, румыны и итальянцы называли их «плантонами» — приводит ко мне офицера средних лет с погонами капитана. А нам уже было известно, что Цильке вовсе не капитан, а гауптштурмфюрер СС. Он сначала отрицает свою принадлежность к СС, затем начинает убеждать, что гауптштурмфюрер и капитан, в сущности, одно и то же.

Через час Цильке уже откровенничает: служил он, оказывается, под началом оберфюрера СС доктора Вальтера Вюста в «генеалогическом бюро» при личном штабе Гиммлера и был экспертом по расовым вопросам. Функции его заключались в том, чтобы выносить окончательное заключение в спорных и недостаточно ясных случаях. Известно, что согласно нацистским законам, окончательно оформившимся в 1938 году, лица, у которых оба родителя были евреями, подлежали депортации или заключению в концлагерь, а затем подпадали под действие «окончательного решения» (еврейского вопроса), т. е. физически уничтожались. Такому же обращению (на нацистском профессиональном жаргоне — «особому обращению») подлежали и полукровки — те, у кого один из родителей был евреем.

Сложнее было с теми, у кого было еврейской крови на одну четверть. Эти могли жить, но полноценными гражданами не считались, не могли занимать должности в государственных учреждениях, быть членами партии, служить в армии. Их не обязывали носить желтую нарукавную повязку с шестиконечной звездой Давида, но им и не разрешалось заниматься многими профессиями, посещать общественные учреждения для арийцев, лечиться в общих больницах, пользоваться спортивными сооружениями — бассейнами, стадионами, предназначенными для чистокровных арийцев и т. п. Далее шли имеющие одну восьмую еврейской крови. Эти могли работать всюду, кроме государственных учреждений по особому списку, аппарата НСДАП и, конечно, СС.