Вторая жизнь фельдмаршала Паулюса - [45]

Всеми этими вопросами ведали: «генеалогическое бюро» при личном штабе рейхсфюрера СС, управление по расовым вопросам при центральном аппарате НСДАП, соответствующий отдел главного управления имперской безопасности, подчинявшийся рейхсфюреру СС, и децернат — отдел в составе гестапо. Последний возглавлял Эйхман. Цильке использовался и там в качестве эксперта-референта.

В условиях нацистской Германии нередкими были случаи, когда всеми правдами и неправдами евреи добывали себе новые, арийские документы, меняли фамилии, старались, чтобы спасти жизнь, стать, например, из полукровок четвертькровками — это давало шанс на спасение. Словом, многие пытались улучшить свою «родословную» хотя бы на одну ступеньку. Некоторым это удавалось. Но когда что-либо вызывало подозрение или следовал донос в гестапо (а ведь доносы на своего соседа, сослуживца, друга, собутыльника, конкурента, приятеля и т. д. приняли в рейхе гигантские масштабы), а документальные подтверждения подлога отсутствовали — словом, когда случай был запутанным и сложным, тогда призывали на экспертизу Эриха Цильке.

Он, выросший в Вильнюсе, проведший юные и молодые годы в Риге — городах, обильно населенных евреями, — считался высшим авторитетом в деле распознавания старающихся укрыться от смерти евреев.

— У меня глаз и слух настолько точны, — говорил мне Цильке, — что обмануть меня невозможно. Я знаю практически все типы евреев.

Как же проводил Цильке свою экспертизу?

— Сначала, — рассказывал «психолог», — я заводил какую-нибудь живую беседу с проверяемым. Наблюдал за тем, как он смеется, реагирует на шутки, жестикулирует, насколько быстро входит в контакт, — одним словом, все его поведение во время живого, непринужденного и остроумного разговора без напряжения. Сюжетом беседы нередко служили темы о соседях и сослуживцах, о женщинах и житье-бытье семьи и детей.

Разговор продолжался час-другой, иногда со шнапсом. Разумеется, не в здании гестапо, причем Цильке играл какую-нибудь роль: то ли страхового агента, то ли уполномоченного больничной кассы, то ли еще какую-нибудь — в зависимости от обстоятельств.

Это был первый этап проверки. На втором этапе проверяемого уже вполне официально вызывали в гестапо и там производили «обмеры» по параметрам, составленным и изобретенным Цильке. Измеряли нос, бедра, таз, длину шеи, расстояние между глазами, степень «распространенности» растительности на лобке и под мышками.

— Но самым решающим показателем, — «делился опытом» Цильке, — для меня были глаза. Что-что, а глаза не могли обмануть меня никогда. Заглянув в них, я видел «мировую скорбь» тысячелетий, если она там присутствовала. «Мировой скорби» нет ни у кого из представителей других народов.

По «формуле Цильке» при одной восьмой и даже одной четвертой еврейской крови «мировая скорбь» не просматривалась, а при чистокровности и полукровности — непременно. На основании заключений, выносимых Цильке, сотни людей были отправлены в газовые камеры и печи крематориев.

Но… судьба коварна! Цильке был не чужд гомосексуальных влечений и однажды, осматривая подозреваемого мальчика, предложил ему прийти к себе на квартиру вечером… Возмущенный отец мальчика донес об этом. Эксперт был пойман на своей квартире с поличным, выгнан со службы, исключен из СС, судим и направлен в штрафной батальон. Оттуда он сумел перебраться в обычный полк, входивший в состав 6-й армии, — помогли связи в СД. На фронте попал в советский плен и сразу же поспешил заявить о своей «ненависти к нацизму»!

Более того, очутившись в Суздальском лагере, Цильке решил не более не менее как заняться… «антифашистской работой». Он рассказывал мне, что кроме экспертиз по расовым вопросам привлекался самим шефом гестапо Мюллером в качестве эксперта-психолога. Присутствуя на допросах нередко вместе с Мюллером, Цильке должен был наблюдать за поведением истязуемого и давать заключение, правду он говорит или следует продолжать выбивать показания.

— Я в девяноста девяти случаях из ста могу отличить правду от лжи, — похвалялся Цильке.

Именно поэтому он и попросил принять его, чтобы, как он сказал, используя свой опыт, «помочь вам отличить настоящих антифашистов от примазавшихся и неискренних». За это «эксперт» требовал индульгенцию — обещание не привлекать его к суду за совершенное в прошлом. Кроме того, он предлагал дать ему какую-либо должность при Паулюсе — уборщика, официанта, и т. п., обещая выявить «подлинное лицо» фельдмаршала.

Когда я доложил об этом своему непосредственному начальнику майору Исаеву и полковнику Новикову, их возмущению не было предела. Экспансивный Новиков даже побледнел от гнева.

— Побежали крысы с тонущего корабля, хотя он еще и держится на воде. А эта крыса особая, она чует конец издалека.

Вскоре Цильке был доставлен в Москву, где расследованием его «деятельности» занялись другие специалисты.

Попутно замечу, что, попадая в плен, эсэсовцы, сотрудники СД, гестапо, полевой жандармерии и зондер-команд делали все, чтобы скрыть свое прошлое. Они меняли имена и фамилии, стараясь затеряться в общей массе рядовых. Так, разоблаченный нами унтерштурмфюрер СС Вольфганг Деринг скрывался под именем рядового Райнера. На допросе он цинично заявил мне: