Вторая мировая война - [874]

* * *

Когда мы собрались на второе заседание в 5 часов дня 18 июля, я сразу же поставил другой вопрос, который, хотя и не значился в повестке дня, все же имел непосредственное значение. В Тегеране представителям печати было очень трудно пробраться поближе к месту совещания, а в Ялте это вовсе было невозможно. Но сейчас в районе совещания сновало 180 журналистов, находившихся в состоянии крайнего возмущения. Они располагали сильным оружием и кричали со страниц всей мировой печати, что им не предоставляют никаких возможностей. Сталин спросил, кто пустил их сюда. Я объяснил, что они находятся не в районе расположения делегаций, а главным образом в Берлине. Конференция могла успешно работать только в обстановке спокойствия и секретности, которые нужно было соблюдать любой ценой, и я предложил встретиться с представителями печати самому и объяснить им, почему их приходится не допускать и почему ничего нельзя разглашать до окончания конференции. Я выразил надежду, что их примет и Трумэн. Печать нужно было успокоить, и я считал, что если ее представителям объяснить всю важность секретности и спокойной обстановки для успеха совещания, то они примирятся с тем, что их не допускают.

Сталин с раздражением спросил, что нужно всем этим журналистам, а Трумэн сказал, что у каждого из нас имеется свой представитель для связи с печатью. Мы договорились не допускать представителей печати на совещания и больше не возвращаться к этому вопросу. Я подчинился большинству, но считал и до сих пор считаю, что лучше было бы публично объяснить все это.

Затем министры иностранных дел представили свой план pазработки европейских мирных договоров. Совет по-прежнему будет состоять из министров иностранных дел пяти держав, перечисленных президентом, но только те страны будут участвовать в составлении условий договора, которые подписали условия капитуляции, навязанные данному вражескому государству. На этот счет также было достигнуто согласие, но меня обеспокоило американское предложение предоставить эти условия Объединенным Нациям. Я отметил, что если это означает необходимость консультироваться с каждой из стран Объединенных Наций, то это будет длительная и трудная процедура, и мне не хотелось бы соглашаться с этим. Бирнс[259] сказал, что мы связаны декларацией Объединенных Наций, но и он сам, и Сталин признали, что к Объединенным Нациям можно обратиться только после того, как пять держав договорятся между собой. Я больше не настаивал.

Затем подошли к вопросу о Германии. Вопрос о конкретных полномочиях контрольного совета, экономические вопросы, вопрос о судьбе нацистского флота не были готовы к обсуждению. «Что подразумевается под Германией?» – спросил я. «То, что от нее осталось после войны», – сказал Сталин. «Германия 1937 года», – сказал Трумэн. Сталин заявил, что от войны никуда не денешься. Страны больше не существует. Нет ни определенных границ, ни пограничной охраны, ни войск, а есть лишь четыре оккупационные зоны. В конце концов мы договорились принять в качестве отправной точки Германию 1937 года. Это откладывало окончательно решение проблемы, и мы обратились к Польше.

* * *

Сталин предложил немедленно передать люблинским полякам «все акции, фонды и всякую другую собственность, которая принадлежит Польше и еще находится в распоряжении польского правительства в Лондоне, в какой бы форме эта собственность ни была, где бы она ни находилась и в чьем бы распоряжении эта собственность ни оказалась в настоящий момент». Он также хотел, чтобы польские вооруженные силы, в том числе военно-морской флот и торговый флот, были переданы люблинским полякам. Это заставило меня выступить с довольно пространной речью.

Все бремя лежало на плечах англичан. Когда Польша была оккупирована и они были изгнаны из Франции, многие поляки укрылись в нашей стране. Правительству в Лондоне не принадлежала сколько-нибудь значительная собственность. Я сказал, что, как полагаю, в Лондоне и Канаде находится примерно 20 миллионов фунтов стерлингов золотом. Это золото было заморожено нами, поскольку оно принадлежало центральному банку Польши. Размораживание и передача этого золота центральному банку Польши должны происходить нормальным образом, как это принято обычно. Оно не является собственностью польского правительства в Лондоне, и последнее не может распоряжаться им. В Лондоне, правда, есть польское посольство, которое может быть предоставлено в распоряжение польского посла, как только новое польское правительство решит направить такового в Англию, и чем скорее это будет сделано, тем лучше.

В связи с этим можно спросить, каким образом финансировалось польское правительство в течение пяти с половиной лет своего пребывания в Соединенном Королевстве. Дело в том, что оно пользовалось поддержкой английского правительства. Мы выплатили полякам около 120 миллионов фунтов стерлингов для финансирования их армии и дипломатической службы и для того, чтобы дать им возможность позаботиться о поляках, нашедших в нашей стране убежище от гитлеровской чумы. Когда мы дезавуировали польское правительство в Лондоне и признали новое, временное польское правительство, было решено выплатить трехмесячное жалованье и уволить всех его служащих. Их нельзя было увольнять без оплаты, и этот расход пал на Англию,