Всяко третье размышленье - [3]
А может, и был такой путешественник, кто ж его знает?
Мы, Ньюитт/Тодды, не знаем; все наши приятные открытия мы совершили, вовсе не повторив задом наперед путь капитана Джона Смита[5], не отплыв из Чесапика в Канал, из Нового Света в Старый. Вместо этого мы уселись в набегавшую множество миль, отдающую цветом в соус песто «хонду-сивик» Манди, выбрались на шоссе I-95 и покатили под перемежающимися послеполуденными дождями от «нашего» Стратфорда (то есть от стоящего на берегу реки кооперативного дома, в котором мы сняли квартиру после светопреставления в «Бухте Цапель») и, миновав Уилминггон, въехали на долгосрочную автостоянку Филадельфийского аэропорта, с которой челночный автобус доставил нас и наш багаж к нужному терминалу. Обмен дорожных чеков на евро, выяснение все убывающей стоимости всемогущего некогда доллара и погрузка в аэробус А-300 «Скандинавских авиалиний» на предмет ночного перелета экономическим классом в Швецию. Вполне приличный бесплатный обед и, к нашему приятному удивлению, шампанское по 5 долларов США за бутылочку, подаваемое на высоте в 10 000 метров (как нам сообщили из пилотской рубки) над потемневшим уже океаном. Мы позволили себе не одну такую, подняли тосты за то, что остались живы, за наш более чем благословенный союз, за наш вполне заслуженный (и в случае Манди умело спланированный) отдых, а после на протяжении всего долгого, цепенящего тело полета ели-пили, читали, держались за руки и дремали, желая друг дружке полететь когда-нибудь первым классом, но и дивясь при этом уютности, относительно большей, и обслуживанию, относительно лучшему, чем на тех магистральных линиях США, к услугам которых мы прибегали при прежних наших путешествиях за границу, когда на наших кредитных карточках накапливались бонусы за перелеты внутри страны. Adios[6], Век Америки; hasta la vista[7], США! Очень ранний завтрак, благополучная посадка, а затем началось первое наше гостевание на скандинавской земле: мы получили багаж, прошли таможню и были должным образом встречены бодрым и бойким представителем круизной компании, который держал перед собой два плакатика: на одном значилось «НЬЮИТТ/ТОДД», на другом — «ХЭДЛИ» (чета полнотелых пенсильванцев, также записавшихся на круиз). Тихим солнечным шведским утром мы ехали в его фургончике «вольво», приближаясь к причалу, у которого стоял наш круизный лайнер, и все четверо, томимые сбоем биоритмов, попутно любовались благолепным и деловитым городом: такое количество крутивших педали, направляясь на работу, велосипедистов в офисных костюмах, дома нам случалось видеть нечасто, — и как же все чисто вокруг!
Здоровенный, краснолицый Том Хэдли, обладавший выговором скорее густо-южным, чем пенсильванским, заметил, обращаясь к нашему водителю:
— Сдается, у вас тут нет заморочек насчет миньшинств, с которыми маемся мы, амариканцы.
— Или вы научились убирать попрошаек и продавцов наркоты с глаз долой, — съехидничала его жена. — Вот бы и нам так!
— А может быть, — предположила, прежде чем успел ответить водитель, Манди, обращаясь к их затылкам с нашего, самого заднего сиденья, — все дело в более справедливой экономике, лучшей системе здравоохранения и более просвещенных законах о наркотиках.
Хэдли, не дав себе труда обернуться, пророкотал:
— Ну да, правильно. Плюс дофигенные налоги.
Мы, Тодд/Ньюитты, одновременно подтолкнули друг дружку коленками; впрочем, я довольствовался тем, что уведомил себя: правильно говорить не «дофигенные», а «офигенные», да и последнее есть сленговый эвфемизм, заменяющий сами знаете что.
Несколько позже мы сошлись во мнении, что эти конкретные «амариканцы» суть первостатейные образчики еще той разновидности наших соотечественников. Впрочем, наш профессионально учтивый водитель подмигнул всем нам, глядя в зеркальце заднего обзора, и на безупречном английском сообщил:
— У нас, шведов, тоже жаргонных словечек хватает, — ну вот мы и приехали, леди и джентльмены! Желаю вам получить удовольствие и от нашего города, и от вашего круиза!
Ибо мы и вправду покинули собственно Стокгольм — чарующий, весь в прожилках каналов — и оказались в порту, а говоря точнее, в районе его оживленных причалов, у которых стояло с полдюжины элегантных круизных лайнеров. Время, по-местному, было еще утреннее, и, поскольку отплыть нашему судну предстояло в семь вечера, а подняться на его борт можно было лишь после двух пополудни, мы вручили водителю чаевые, сдали, как того требовала инструкция, багаж, дабы его доставили в нашу каюту, и, исполняя план, заранее спланированный Манди, отправились с картой в руке бродить по примыкавшим к ближнему каналу улицам, заходя в магазины, разглядывая дома и тротуарные кафе, в одном из которых мы задержались, чтобы съесть ленч и поделиться друг с дружкой надеждой на то, что в предстоящие дни нам удастся держаться на борту подальше от Хэдли.
Классический роман столпа американского постмодернизма, автора, стоявшего, наряду с К. Воннегутом, Дж. Хеллером и Т. Пинчоном, у истоков традиции «черного юмора». Именно за «Химеру» Барт получил самую престижную в США литературную награду – Национальную книжную премию. Этот триптих вариаций на темы классической мифологии – история Дуньязады, сестры Шахразады из «Тысячи и одной ночи», и перелицованные на иронически-игровой лад греческие мифы о Персее и Беллерофонте – разворачивается, по выражению переводчика, «фейерверком каламбуров, ребусов, загадок, аллитераций и аллюзий, милых или рискованных шуток…».
Джон Барт (род. 1930 г.) — современный американский прозаик, лидер направления, получившего в критике название школы «черного юмора», один из самых известных представителей постмодернизма на Западе. Книги Барта отличаются необычным построением сюжета, стилистической виртуозностью, философской глубиной, иронией и пронзительной откровенностью.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман, написанный на немецком языке уроженкой Киева русскоязычной писательницей Катей Петровской, вызвал широкий резонанс и был многократно премирован, в частности, за то, что автор нашла способ описать неописуемые события прошлого века (в числе которых война, Холокост и Бабий Яр) как события семейной истории и любовно сплела все, что знала о своих предках, в завораживающую повествовательную ткань. Этот роман отсылает к способу письма В. Г. Зебальда, в прозе которого, по словам исследователя, «отраженный взгляд – ответный взгляд прошлого – пересоздает смотрящего» (М.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
20 июня на главной сцене Литературного фестиваля на Красной площади были объявлены семь лауреатов премии «Лицей». В книгу включены тексты победителей — прозаиков Катерины Кожевиной, Ислама Ханипаева, Екатерины Макаровой, Таши Соколовой и поэтов Ивана Купреянова, Михаила Бордуновского, Сорина Брута. Тексты произведений печатаются в авторской редакции. Используется нецензурная брань.