Всяк падающий - [9]
м-с РУНИ: Мне очень зябко, у меня кружится голова. Ветер — (свист ветра) — продувает мое летнее платье насквозь, как будто на мне нет ничего, кроме панталон. С одиннадцати часов я не ела ничего существенного.
м-р РУНИ: У тебя пропал всякий интерес. Я рассказываю — а ты слушаешь ветер.
м-с РУНИ: Нет, нет, я вся внимание, расскажи мне все, мы потом поднажмем и не будем делать никаких остановок, ни одной, пока благополучно не доберемся до гавани.
Пауза.
м-р РУНИ: Без остановок… благополучно до гавани… Знаешь, Мэдди, порой создается впечатление, будто ты ломаешься над мертвым языком.
м-с РУНИ: Вот-вот, Дэн, я прекрасно знаю, о чем ты говоришь, я часто испытываю подобное чувство — мука неописуемая.
м-р РУНИ: Признаться, у меня у самого иногда так бывает, когда мне случается услышать то, что говорю.
м-с РУНИ: Ну, знаешь, ведь со временем и он станет мертвым, точь-в-точь как наш бедный гэльский, что уж тут скрывать.
Настойчивое блеяние.
м-р РУНИ: О Боже!
м-с РУНИ: Ах, какой очаровательный пушистый ягненочек, хочет пососать свою маму! Эти так совсем не изменились со времен Аркадии.
Пауза.
м-р РУНИ: До каких пор я добрался в своем изложении?
м-с РУНИ: Ты не двигаешься ни взад, ни вперед.
м-р РУНИ: Ах да. (Откашливается. Повествовательным тоном). Естественно, я пришел к заключению, что мы подошли к какой-то станции и скоро вновь отправимся в путь, и продолжал сидеть безо всяких опасений. Не доносилось ни звука. Как глупо все сегодня, говорил я, никто не выходит, никто не садится. Потом, по мере того, как время летело, и ничего не происходило, я осознал свою ошибку. Мы не подошли к станции.
м-с РУНИ: И ты не вскочил и не высунулся из окна?
м-р РУНИ: Какой в этом толк?
м-с РУНИ: Крикнуть и выяснить, в чем дело.
м-р РУНИ: Меня не больно-то это интересовало. Нет, я спокойно сидел, говоря: Если этот поезд никогда больше не тронется с места, у меня не будет особых возражений. Затем постепенно — как бы это сказать — возрастающее желание — э-э — ты понимаешь — наполнило меня. Быть может, это нервы. Теперь-то я в этом уверен. Понимаешь ли, ощущение такое, будто тебя заперли.
м-с РУНИ: Да, да, и у меня так бывало.
м-р РУНИ: Если мы проторчим тут же, говорил я, то я за себя не отвечаю. Я встал и зашагал взад-вперед между сиденьями, словно животное в клетке.
м-с РУНИ: Иногда это помогает.
м-р РУНИ: После того, что мне показалось вечностью, мы просто-напросто поехали. И следующим был уже мистер Бэррел, выкрикивающий это ужасное имя. Я слез, и Джерри отвел меня в уборную, или «фир», как нынче это называют, полагаю, это от «вир, вирис». «В» переходит в «ф» по закону Гримма. (Пауза). Остальное тебе известно. (Пауза) Ты молчишь? Мэдди, скажи что-нибудь. Скажи, что ты мне веришь.
м-с РУНИ: Я припоминаю, как однажды посетила лекцию одного психического доктора из новых, я забыла, как они называются. Он рассказывал —
м-р РУНИ: Для лунатиков?
м-с РУНИ: Нет, нет, что-то в связи с нездоровым сознанием, я надеялась, он сможет пролить свет на мое давнее пристрастие к лошадиным задницам.
м-р РУНИ: Невролог.
м-с РУНИ: Нет, нет, что-то в связи с психическим расстройством, ночью я обязательно вспомню название. Помню, он рассказывал нам историю одной маленькой девочки, очень странной и очень несчастной по-своему, и как годы он безуспешно ее лечил и наконец вынужден был отказаться. Он сказал, что не смог обнаружить у нее никаких отклонений. Единственным отклонением было то, что, насколько он мог судить, девочка умирала. И она действительно умерла, вскоре после того, как он умыл руки.
м-р РУНИ: Ну? И что же здесь удивительного?
м-с РУНИ: Нет, но он что-то такое сказал и как-то так сказал, что с тех пор это нейдет у меня из головы.
м-р РУНИ: И ты ночами лежишь, не смыкая глаз, ворочаешься и все размышляешь об этом.
м-с РУНИ: Об этом и других… несчастьях. (Пауза) Когда он кончил про девочку, то постоял некоторое время без движения, минуты две, я бы сказала, опустив взгляд на стол. Потом внезапно поднял голову и воскликнул, словно сию минуту ему было откровение: беда ее заключалась в том, что на самом деле она так никогда и не родилась! (Пауза) Все время он говорил без бумажки. (Пауза) Я ушла, не дожидаясь окончания.
м-р РУНИ: И ничего про твои задницы? (М-с Руни плачет. С мягким укором) Мэдди!
м-с РУНИ: И ничем таким людям не помочь!
м-р РУНИ: Каким ничем? (Пауза) Звучит, однако, как-то не так. (Пауза) В каком направлении я стою лицом?
м-с РУНИ: Что?
м-р РУНИ: Забыл, куда стою лицом.
м-с РУНИ: Ты отвернулся вбок и наклонился над канавой.
м-р РУНИ: Тут внизу дохлая собака.
м-с РУНИ: Нет, нет, это прелые листья.
м-р РУНИ: В июне-то? В июне прелые листья?
м-с РУНИ: Да, милый, с прошлого года, и с позапрошлого, и с позапозапрошлого. (Безмолвие. Ветер и изморось. Они идут дальше. Шаркающие шаги и т. д.) Вот снова чудесный ракитник. Бедняжка, он потерял все свои кисточки. (Шаркающие шаги и т. д.) А вот и первые капельки. (Дождь. Шаркающие шаги и т. д.) Золотая изморось. (Шаркающие шаги и т. д.) Не обращай на меня внимания, милый, этот я сама с собой.
